Мы были поражены. Как же можно было увидеть трещину и, не приняв никаких мер, уехать? Новиков любил такие моменты обыгрывать и тут случая не упустил.

Была назначена комиссия под моим председательством и направлена на Камчатку. Мы летели вдвоем с Юрой Ходиловым, которого отругали и послали обратно на Камчатку.

Летели трудно. По расписанию единственная посадка была в Красноярске. В этом аэропорту мы сильно задерживались с вылетом, и у нас было время немного посмотреть город. Сели на троллейбус и поехали в центр. Город старинный, кварталы старых домов перемежаются с промышленными массивами и новыми микрорайонами, застроенными в стиле «баракко». Енисей и его мосты – величественное зрелище. Но люди казались худыми, замученными, были одеты настолько ненарядно, что было неприятно смотреть.

После Красноярска, из которого мы с трудом вырвались, нас ожидала непредвиденная посадка в Якутском аэропорту. На нас были плащ-пальто и белые фуражки, а в Якутске в это время было -50 градусов по Цельсию, так что из здания аэровокзала мы не выходили. Аэровокзал был полон народа. Половина пассажиров была стандартного кавказского типа, как будто мы не в Якутске, а в Москве на Центральном рынке. Группами стояли молодые якутские «стиляги» с длинными волосами и в иностранных шмотках. В Якутске мы проторчали до утра.

Но вот и Камчатка: лесистые склоны сопок, из которых поднимаются заснеженные вершины вулканов, некоторые из них слегка курятся. Город Петропавловск расположен на берегу Авачинской бухты. Эта огромная бухта надежно защищена от штормов и тайфунов и может принять в свои многочисленные заливы и на рейд чуть ли не все военно-морские флоты мира. Если Неаполитанский залив украшен Везувием, то на берегах Авачинской бухты находятся три огромных вулкана, которые вместе с буйной растительностью и быстрыми речками придают пейзажу неповторимое очарование. К сожалению, Петропавловск с Неаполем в сравнение не идет. Распланирован он неряшливо, застроен как попало. В нем нет, пожалуй, ни одного здания, достойного быть запечатленным даже на видовой открытке.

Переночевав в аэропорту Елизово, мы добрались до бухты Сельдевой – места своего назначения. На заводе я неожиданно встретил знакомого офицера, который командовал

Плавучей технической базой перезарядки, и мы попросились к нему на постой. Мы с Юрой Ходиловым прожили на этой плавбазе около 40 суток, и это было очень удобно, так как нас поставили на довольствие в кают-компании корабля. К тому же плавбаза стояла рядом с доком, в котором находилась наша лодка.

Члены комиссии прилетели из Ленинграда и Комсомольска-на-Амуре. Из Ленинграда прилетели мой заместитель Борис Павлович Баранов, кандидат наук из «Прометея» и конструктор бюро, проектировавшего лодку. Из Комсомольска прибыли начальник ОТК завода Мирошниченко, два военпреда и сварщик высокой квалификации. Разместили их по каютам на доке и плавмастерской. На плавмастерской нам выделили рабочую комнату.

Первым делом посетил начальника завода. Им был Виктор Борисович Кольнер, ранее мне известный по Северу, здесь он работал первый месяц. Кольнер понял нашу задачу и приказал главному инженеру Черноризскому обеспечить работу нашей комиссии всем, что нам потребуется. Черноризский несколько раз участвовал в наших совещаниях и дал ряд ценных советов. Это был пожилой человек, работавший на этом заводе не первый десяток лет, толковый инженер, но очень уж притерпевшийся к здешним порядкам. Его любимым занятием была охота на медведя. Он посвящал ей все свои отпуска.

Мы наметили следующий порядок работы:

– осмотреть все четыре корпуса захлопок, разделать выявленные трещины и принять решение о методе исправления дефектов;

– произвести исправление дефектов (пока мы не знали еще, каким образом);

– испытать корпуса захлопок гидравлическим давлением;

– мне и Баранову принять участие в глубоководных испытаниях лодки.

Работу мы планировали вести круглосуточно, так как лодка находилась в доке уже полтора месяца и занимала чужое время.

Один из членов комиссии, представитель военно-морской науки из Ленинграда, не прибыл, а нам требовался специалист по прочности. Военпред из Комсомольска неофит Петрович Попов давал толковые советы, но нам нужны были не советы, а расчеты.

Второй военпред из Комсомольска Леонид Петрович Савельев, паросиловик нашего выпуска из училища, был очень говорлив и громогласен. Им овладела идея о том, что судоремонтный завод для испытания корпусов захлопок приваривал к ним специальные заглушки, не используя штатные приспособления. Варварская, по его мнению, сварка и явилась причиной образования трещины в юбке корпуса. Не исключалось, что он был прав, но нельзя же было все время говорить об этом, нужно было работать, все обследовать, а потом уже формулировать причины. Но Савельев торопился с выводами, будучи уверен, видимо, что при тщательном обследовании обнаружатся дефекты, пропущенные военпредами при приемке лодки. Совещания превращались в базар. Я так работать не привык и придумал «ход конем»: велел Савельеву засекретить большой журнал и провести на заводе расследование по всей форме. Почему не использовали штатное приспособление? Кто распорядился приваривать заглушку? Какие при этом были режимы сварки? Какие еще лодки ремонтировались таким способом? Так я одним выстрелом убил трех зайцев: получал объективную информацию, держал в страхе завод и занял Савельева делом, чтобы он нам не мешал.

Но наша работа никак не настраивалась.

В первый день рабочие пришли на два часа позже, поработали пару часов, ушли обедать и не вернулись. После них под кильблоками остались две пустые бутылки. Я стал пенять Черноризскому, тот прятал глаза, отвечал междометиями. Ни вторая, ни третья смены не явились. На следующий день все повторилось, только бутылок было больше. Я рассвирепел и пошел к Кольнеру. Я ему сказал: «Если ты сегодня же наладишь трехсменную работу, я дам шифровку Караганову (начальнику ГУСРЗ) и потребую прислать мне бригаду с другого завода». Кольнер был мужик самолюбивый, трехсменку он организовал, а уж рабочий процесс пришлось организовывать нам самим.