Шрифт:
– - Ты полки вынул?
– - с натугой спросил один из грузчиков, согнувшихся над тяжестью шкафа.
– - Ага-а, -- простонал напарник.
– - Ника-акого толку-у...
– - Зар-раза, какой чижолый!
– - С те-ех времен!
– - С каких?
– - За-а-астойных...
– - Оно и видно.
Конвоир антеннкой рации ткнул в направлении двери, рядом с которой в беспорядке стояли выкрашенные в зеленую краску металлические шкафы-близнецы.
– - Тебе сюда, -- со злостью добавил он и распахнул дверь.
– - Товарищ капитан, подследственный Малько из изолятора доставлен!
– крикнул он в глубь комнаты.
– - Пусть заходит, -- грустно ответил кабинет.
Стараясь не коснуться мундира конвоира, Андрей шагнул за порог и первым увидел... себя. Из зеркала, висящего на дальней стене кабинета рядом с детской мозаикой, на него смотрел незнакомый человек. Вместо хипповой бороды у него проволокой торчала из щек суточная щетина, а на обритой налысо голове смешно, как ручки у кастрюли, торчали уши.
– - Ну, вы прям к отсидке готовились, -- грустно сказал кто-то из глубины кабинета.
– - Зачем обрились-то?
– - Имидж менял, -- под хлопок двери ответил Андрей.
– - Присаживайтесь.
У хозяина кабинета были кроваво-красные глаза хронического конъюктивитчика. Можно было еще подумать -- алкоголика, но у пьяниц не бывает такой розовой, почти детской кожи на лице.
– - Я порезал руки о наручники. Разрешите освободить их... Хоть на время допроса... товарищ капитан, -- еле вспомнил Андрей слова конвоира, вброшенные в кабинет.
– - Сержант!
– - крикнул Павел и тут же мучительно стиснул зуб.
После стычки с Кравцовым левая щека ныла без остановки, будто к ней монтеры подключили ток, а потом ушли, забыв о рубильнике. На квартире у Кравцова, куда Павел притащил невменяемого пленника, он нашел в баре полбутылки водки и лечил ею и себя, и хозяина квартиры. Но если неудачливого мстителя он слегка восстановил, то зуб ответил на сорокаградусную полным презрением. Нерв не хотел неметь. Нерв был упрямее Павла.
К утру они еле уснули. Кравцов -- на диване. Павел -- на полу. Хотя, возможно, Павлу только почудилось, что он спал. Во всяком случае, в голове сейчас было гулко и пустынно, и сидящий напротив обритый человек со смоляными глазами не вызывал никаких ощущений. А ведь он его, кажется, должен был ненавидеть, как возможного убийцу. И еще в душе занозой сидела укоризна. Утром, на докладе, Павел так и не рассказал Тимакову о том, что узнал после стакана водки у Кравцова. Но, с другой стороны, если бы он это сказал, то уже не сидел бы на своем штатном месте напротив подследственного. Утрату документов или утечку информации из тех же документов в управлении никогда не прощали.
С громким щелчком конвоир освободил запястья Андрея от наручников, вышел из кабинета, громко шлепая ботинками, и Павел почувствовал, что должен что-то спросить, но что именно, он уже не помнил.
– - Так зачем вы подстриглись?.. И это... бороду... зачем?
– - показал он на свою шею.
– - Вы уже спрашивали об этом.
Стянув болезненные морщинки у углов глаз, Андрей растирал красные полоски на запястьях, но они никуда не исчезали, словно их там нарисовали.
– - Я спрашивал?
– - удивленно вскинул голову от папки Павел.
– - Да... А я ответил, что сменил имидж.
– - Имидж -- это образ?
– - Примерно.
– - Скажите, почему за последние трое суток вы ни разу не появились в квартире группы "Мышьяк" в Крылатском?
Во фразе получилось много слов, и щеке пришлось не раз дернуться, напоминая о зубе. Павел, спасаясь от боли, закрыл глаза.
– - Меня отчислили из группы... Вы же сами знаете...
Закрытые глаза следователя страшили Андрея. Он ни в одном фильме не видел, чтобы следователь разговаривал с подозреваемым, не поднимая век. И от этого казалось, что худенький капитан знает больше его самого.
– - Или вы кого-то боялись?
– - тихо спросил Павел.
– - Я никогда никого не боялся...
– - А Золотовского?
– - Это мои дела.
Глаза Павла рывком открылись. В темноте, в паузе между вопросами, ему вдруг представилось лицо Тимакова, узнавшего о его оплошности с Кравцовым, представилось так отчетливо, что ему пришлось отбросить от себя темноту, в которой жило столь страшное ощущение. Вместо разъяренного лица Тимакова перед ним раскачивалась вперед-назад лысина Андрея Малько. Он смотрел себе под ноги и беззвучно шевелил губами.
– - Скажите, вы были в квартире у Волобуева в день его гибели?
–
задал самый обтекаемый из возможных на эту тему вопросов Павел.
Подумалось, что сейчас эти же беззвучно говорящие губы произнесут
в пол: "Нет". Но губы вскинулись и в упор выстрелили:
– - Да.
– - С кем вы заходили к Волобуеву?
– - Что значит, с кем?
– - Именно это и означает.
– - Я заходил к нему сам.
– - Вы зря упорствуете. Есть свидетель того, что примерно за десять минут до гибели Волобуева вы поднялись по лестнице к нему вместе с еще одним человеком.