Шрифт:
– Лечить не будем! – погрозил Веньке из печной трубы Добрыня, - Сам заболеешь, само-лечись!!!
И спрятался в трубу обратно – дождь вокруг лил нешуточный.
– Вернись, Вениамин Иванович!
– упрашивали через форточку Матрёна с бабкой Нюрой, - Такая непогода! Промокнешь, радикулит заработаешь или воспаление лёгких!
– Инфлюэнца! – поправлял их домовой, - Плеврит, бронхит и дефтерит!
Только Веньке до этих инфлюэнцей не было никакого дела.
– Я скоро! – весело крикнул он и рванул в небо, навстречу ливню и чёрным грозовым тучам.
Дождь омывал его ласковыми струями, вспышки грозы освещали путь. Но Веньке совершенно было не страшно. Он ведь сразу, как только гром ударил, всё вспомнил и обо всём догадался. Ветродуйная бабушка. Девочка Прося. Грозовых дел мастер.
– Верь в себя, - сказала в тот раз баба Дуня.
Вот Венька и поверил.
– Поверил! – крикнул он, пролетая мимо тёмного, налитого дождём облака, на котором резвилась, размахивая во все стороны лейкой, Авдотья Свиридовна.
Баба Дуня послала ему воздушный поцелуй, но отвлекаться от дела не стала – слишком большая в этот раз у неё была лейка, и очень уж много надо было вылить из неё воды.
– Поверил! – окликнул он могучую фигуру Гераклида Аполлоновича, размахивавшего своей огромной кувалдой.
Грозовых дел мастер одобрительно кивнул и жахнул хорошенько по наковальне.
Тр-р-р-р-рам-та-ра-рам!!! Ба-бах-х-х-х-х-х-х!!! – прокатилось по всей округе.
– Прилетай ещё! – замахала полосатым чулком Прося, подпрыгивая и приплясывая рядом с отцом, - Лучше зимой! Вместе покуролесим!
Венька помахал ей рукой и полетел обратно – очень уж его дома ждали и волновались.
– Ну, вот, - всплеснула руками Серафима, когда Венька влетел в окно весь, до последней нитки, мокрый, - Так я и знала!
– И я знал, - съехидничал Добрыня, - что от дождя бывает сырость.
Стали дружно Веньку полотенцами растирать, одеялами укутывать и чаем горячим поить – чтоб не вздумал разболеться. А Венька ничего такого и не думал. Так только, кашлянул разок да чихнул раз пятнадцать…
– Будьте, Вениамин Иванович, здоровы! – хором сказали ему бабушки Серафима, Матрёна и Нюра.
Тут и домовой глаза закатил, за горло двумя руками схватился, на лавку завалился и ногами дрыгнул, будто помирает. Очень уж захотелось ему, чтоб и ему уши полотенцами растёрли и здоровья пожелали да богатства хорошего.
Только никто этих Добрыниных фокусов даже не заметил. Потому что все в это время в окно смотрели. Там, на подоконнике, сидел большой белый голубь. Сидел, головой вертел и гулькал призывно.
– Пора, видать, собираться, - сказала Серафима и подзатыльник Добрыне дала, чтоб не разлёживался.
Глава 18. Короткие сборы.
Собирались недолго. Пять минут – и все дела.
Венька-то поначалу за свой городской чемодан ухватился. Вытащил его, как мама, на середину комнаты. Крышку открыл. Побросал свои штаны и майки. Кроссовки из-под лавки достал.
– И куда ты, Вениамин Иванович, намылился? – поинтересовался у него Добрыня.
А Венька и не мылился вовсе. Сказала бабушка Серафима пора, значит пора. Ей сто пять лет, она лучше знает.
– Может, тебя ещё и не возьмут.
– Это тебя не возьмут! – огрызнулся Венька.
– Я домовой. Стало быть, при доме. Если меня брать, только вместе с избушкой. Серафима на своём горбу не дотащит.
– Есть!!! – раздалось из угла под часами, - Пить!!! Спать!!!
– Слыхал?! Кто, кроме меня, за этим упырём следить будет? И за мух я ответственный. Так что летите уж без меня.
Домовой картинно схватился за голову и театральным жестом смахнул с щеки несуществующую слезу.
– А куда? – шёпотом спросил у него Венька, - Куда лететь-то?
– Так! – Добрыня вытащил из кармана штанов огромный морской компас, свёрнутую рулоном карту, длинную деревянную линейку, - Курс зюйд-вест. Потом повернёте налево, в направлении зюйд-зюйд-ост. Через пятьсот миль и тридцать кабельтов поворот на зюйд-зюйд-вест-ост-норд-норд. Короче… если лететь со скоростью восемнадцать румбов за пятнадцать минут и шесть секунд…
Добрыня смял карту и сунул её в печку. Подумал немного и отправил туда же линейку. Ещё подумал. Покрутил в руках компас. И опустил его обратно в карман.