– В общем, через неделю на месте будете.

– На каком месте-то?

– Не скажу!

Сам, небось, не знает, вот и насмехается. Венька поджал губы и надулся.

– А ты не обижайся, Вениамин Иванович! С обидой далеко не улетишь. Обида, она кандалами вниз тянет. Гирями стопудовыми. Так же и зависть.

– Какая зависть? – ещё больше обиделся Венька, - Кто тут кому завидует?

– Ты мне завидуешь. Видел я, как ты на мой компас завистливо смотрел. Глазами моргал, носом нервно дёргал…

– Ну, Вениамин Иванович, готов? – раздался из сеней Серафимин голос.

Венька исподтишка показал Добрыне кукиш, захлопнул чемодан и с трудом поднял его за ручку.

– Ты что? – удивилась, входя в горницу, Серафима, - С этим добром лететь собрался?

– А то как же? – растерялся Венька, - Тут тёплые вещи, смена белья.

– Добро всяко-разно, оно тоже вниз тянет, - пояснил Добрыня, - Похуже зависти и обиды. Так что лучше сдай мне свой багаж на хранение. У меня не пропадёт.

Глава 19. Прощание с Полетаево.

Цап! – домовой выдернул чемодан из Венькиных рук.

Хлоп! – откинулась крышка подпола.

Шнырь! – Добрыня нырнул вниз вместе с чемоданом.

Через полминуты появился снова, уже налегке.

– Ну, как, Вениамин Иванович? – поинтересовался с хитрой довольной улыбкой, - Полегчало?

И правда, так легко стало вдруг Веньке – без чемодана и всякого спрятанного в нём добра. И обида сразу прошла. А зависти у него и не было никогда – это Добрыня всё выдумал.

– Когда вылетаем? – нетерпеливо спросил Венька у бабушки Серафимы.

– Да прям сейчас!

Только прям сейчас не получилось.

Потому что вся деревня, прознав про предстоящий перелёт, прощаться потянулась.

Пантелеймон пришёл нарядный, в новом пиджаке – с пуговицами.

– Видал? – гордо вертелся возничий перед Венькой, - Блестят, как медали!

Горыныч принёс готовый роман в двадцати девяти томах.

– Почитайте в дороге, - скромно потупился, протягивая весомый плод своего творчества, - Не сочтите за труд.

– Не сочтём, - пообещала бабушка Серафима и для интересу раскрыла седьмой том на триста двадцать пятой странице, - Ишь ты… мудрёно!

Вся страница сверху донизу была испещрена непонятными знаками. Вернее, одним знаком, повторенным много раз и изображавшим то ли букву «З», то ли цифру «3». То же самое было на четыреста седьмой странице, и на восемьдесят четвёртой, и в третьем томе, и в восемнадцатом, и в двадцать четвёртом.

– Всё про мою жизнь, - скромно прокомментировал Горыныч.

– Ну, и ладно, - сказала бабушка Серафима, - будет чем Добрыне печку топить в наше отсутствие.

Жаба Анисья притащила с болота целый жбан клюквы. Курочка Коряба золотых яиц полный кед снесла. Агриппина Селивёрстовна тоже жадничать не стала – молодильных яблочек пяток пожертвовала да с соседнего куста крыжовника надрала полную кружку.

Другие соседи тоже несли – кто пучок укропу, кто букет ромашек, кто берёзовых веников для бани.

– Спасибо, - говорила всем Серафима и кланялась в пояс, - Добрыне в хозяйстве всё сгодится.

– Всё сгодится, - кивал домовой, сверкая глазами, - Всё берём, всё принимаем и в подпол прячем. Добро шибко любим. Оттого никуда и не летаем.

Фр-р-р-р-р-р!!! – вспорхнул за окном белый голубь и устремился в лазурную высь.

– Теперь точно пора, - объявила Серафима, расцеловалась со всеми на прощание, крепко взяла Веньку за руку и вслед за голубем вылетела из дома.

Глава 19. Курс зюйд-вест, или шмундер-бундер-цугундер.

– Ну, куда нам путь держать и каким лететь курсом? – набирая высоту, поинтересовалась Серафима у Веньки, - Что там тебе Добрыня про это трындел?

– Кажется… м-м-м… курс зондер-шмуттер-унтер-винтер-зингер-штоллен… в общем, что-то в этом роде…

Всё-таки с непривычки тяжело было Веньке и мозгами шевелить, и за Серафимой поспевать – очень уж она резво летала.

– Этак мы с твоим курсом знаешь, куда залетим? В какую-нибудь шмундер-бундер-цугундер-пупперляндию!

– Ну, тогда… тогда…

Венька и так напрягал память, и этак прикидывал. Но ветер свистел в ушах. Небесная синева будоражила ум. Облака клубились вокруг и отвлекали внимание.