– Ну и что вы предлагаете?
– спросил Аскеров, и Рауф с облегчением увидел в его глазах интерес и оживление.

"Не "что", а "сколько"", - мысленно поправил он собеседника и повел вокруг себя подходящим для такой ситуации на стороженным, цепким взглядом.

Конечно, кабинет следователя не самое удобное место для разговора, но Рауф, по праву считавшийся в своем виноградно-алкогольном учреждении крупным специалистом по налаживанию первых, и поэтому наиболее рискованных, контактов с нужными то есть, полезными, или основными партнерами, чувствовал в Аскерове человека понимающего, с которым можно говорить откровенно, не опасаясь с его стороны демагогических выпадов, производящих, при всей своей бесполезности, тошнотворное впечатление на делового человека.

– Самое лучшее и самое простое, - бодрым голосом начал Рауф, наступил решающий момент, и, несмотря на уверенность, он все же волновался, - вы закрываете Дело, а я вношу деньги за птицу, полностью всю сумму, две тысячи рублей.

– Но ведь из зоопарка еще не сообщили, за сколько она куплена, - улыбаясь, возразил Аскеров.
– Откуда взялась эта цифра - две тысячи?

Рауф не был жадным человеком. Недостатка в деньгах у него давно уже не было, и тратил он их легко, еще и потому, что в его глазах они скорее были полезным изобретением, чем символом материальных ценностей и человеческого труда. Но вопрос Аскерова ему не понравился.

"Или цену набивает, или дурачком от стеснения прикидывается", - с досадой подумал Рауф.

– Если бы вы ее увидели, - вздохнул он, - вы бы за нее и двух рублей не дали бы. А справку кто составляет? Директор. Вот она и напишет, что эта птица на пять рублей дороже линкора. Вы же слышали, какие она глупости несла. Честно говоря, две тысячи я предлагаю из личного уважения к вам. Из уважения к симпатии. Берите и тратьте на здоровье.

"Первым делом коронки поменяй на золотые", про себя пожелал Рауф следователю.

– То есть, вы эти две тысячи предлагаете мне? Так сказать, дарите?

– Стоит ли уточнять?
– запротестовал Рауф.
– Берите а дело с концом.

– Вы работаете в управлении No 8 по сбыту виноградной продукции?
– раскрыв папку, спросил Аскеров.

– Да, - Рауф сразу понял, куда тот клонит, и ему это не понравилось, он не любил жадных людей.

– Могли бы и три тысячи за пропавшую по вашей вине птичку отдать. Могли бы ведь? И четыре тоже. Причем без особого напряжения. Верно?

– Дело того не стоит, - усмехнулся Рауф.
– Ладно. Пуст будет две с половиной. Только одно условие, чтобы моего имени в этом деле не было вообще. Ладно?

Аскеров с любопытством смотрел на него.

– А вам известно, какое наказание грозит за дачу взятки должностному лицу при исполнении служебных обязанностей?
– строго спросил он.

– Нехорошо, - упрекнул его Рауф. Несмотря на возникшее отвращение, он заставил себя говорить добродушным тоном, - Это не разговор. Никто вас брать не заставляет, не хотите - не берите, если мало, - последнее слово он произнес с нажимом

– Скажите... В конце концов, свет на вас клином не сошелся, а пугать меня не надо, я не из пугливых.

– Пугать я вас не собираюсь, - пожал плечами Аскеров. Хотел только предупредить, что вышесказанное считается одним из серьезных преступлений и наказывается тюремным заключением сроком от восьми до пятнадцати лет.

– Очень редко это получается, - усмехнулся Рауф.
– Дело о взятке, как регистрация в загсе - без свидетелей брак недействителен. А где его взять, свидетеля?

Аскеров спорить не стал, не двигаясь с места, он правой рукой коснулся невидимого рычажка, и обомлевший Рауф услышал свой голос, записанный на пленку, четко и ясно предлагавший Аскерову некоторое улучшение его жизненных условий.

– Вот вам свидетель, - и Аскеров выключил магнитофон.
– Только он не понадобится, я не собираюсь вам предъявлять обвинение в предложении взятки.

До Рауфа не сразу дошел смысл его слов.

– Тогда зачем вам это понадобилось?
– запинаясь, спросил он, хотя задавая вопрос, уже знал, хоть и приблизительно, какой услышит ответ.

– У меня есть приятель. Мы дружны с детства. Толковый, прекрасный инженер, правда у него есть одна странность, умный человек, а болеет за паршивую команду "Нефтчи". Лет двадцать пять уже болеет. Знаете, что он сделал? Записал на магнитофон все ее выдающиеся победы, а их по пальцам перечесть можно, и время от времени включает и слушает. Сидит и получает удовольствие от того, что двадцать лет назад Мамедов забил гол в ворота "Торпедо", или от матча, где "Нефтчи" в давно уже не существующем составе разгромил "Арарат". Я тоже попал под его влияние. Коллекционирую записи, где мне предлагают взятки. Когда выйду на пенсию, тоже буду слушать и представлять, каким бы я мог стать богатым человеком, - он улыбнулся, показав при этом неприятно блеснувшую полосу металлических зубов.
– А привлекать вас за это не буду. Знаю, что нарушаю служебный долг, но не буду отвлекает. Почти в каждом деле это повторяется. Пришлось бы все следственные дела забросить, самые важные и интересные, только для того, чтобы делами о взятках заниматься.

– Извините, - Рауф решил для пользы дела, а также для того, чтобы поддержать разговор, изобразить раскаяние, - напрасно я полез к вам с этим предложением.

– Почему напрасно?
– возразил Аскеров.
– Ваше предложение является еще одним, хоть и косвенным, но подтверждением признания вами совершения преступления.

– Ладно, - вставая, сказал Рауф.
– Я посоветуюсь с друзьями, среди них есть юрист! Может быть, какой-то выход и отыщем. До свидания.

– Юриста вы имеете право вызвать к себе в камеру. В определенные дни и часы, - Аскеров стоял, опираясь вытянутыми руками на стол, и, усмехаясь, смотрел на Рауфа.
– Продолжаете делать вид, что не понимаете серьезности совершенного преступления? Напрасно.