И он чувствует то же самое. Гарретт хочет эту версию меня так же сильно, как и всегда, может быть, даже больше. Я услышала это в его шепчущих словах и почувствовала это в его поцелуе.

Не знаю, есть ли у нас будущее, может ли оно куда-нибудь привести. У нас разные жизни на разных концах страны. Но я не собираюсь беспокоиться об этом — сейчас я собираюсь принимать каждый день таким, какой он есть, и наслаждаться каждым моментом, которым мы можем.

Но не прямо сейчас. Сейчас не время для наслаждения, беспокойства или построения отношений… сейчас самое время сосредоточиться. Сейчас самое время быть ледяной и стальной — не улыбаться, не колебаться.

— Маленькие ублюдки не знают, с кем, черт возьми, они имеют дело, — рычу я.

Элисон сжимает кулак.

— Вот это настрой.

Гарретт открывает мне дверь.

— Покажи им "Гангстерский рай".

~ ~ ~

Первые несколько уроков проходят отлично. Это дерьмо с суровым учителем действительно работает.

Я хмурюсь, насупливаюсь и устанавливаю правила. Я заставляю их делать заметки о режиссуре и знаменитых драматургах — скучная штука. Веселые, драматичные, глупые упражнения? Не сегодня, детки… Может быть, никогда. Я подражаю Суповому нацисту (прозвище персонажа) из "Сайнфелд" — и не до шуток!

Я вешаю на стену домашние задания, которые будут выдаваться по моему усмотрению. На самом деле в театре нет никакой домашней работы — единственное домашнее задание, которое мой учитель драмы в средней школе, мистер Пеллегрино, когда-либо давал нам, было отработка ошибок. Но эти дети, похоже, этого не понимают. Они реагируют на мое отношение, на роль, которую я играю — я колокольчик Павлова, а они собаки.

До… пятого урока. Мой класс Т и П (тупые и плохие).

Они другие.

Это не только потому, что они самые подлые. Я вижу что-то в них, в каждом из них. Артистка во мне чувствует это. В этой комнате кипят эмоции, талант только и ждет, чтобы его задействовали.

Дэвид Берк — сутулый мятежник, он как Гамлет, вожак. Другие дети подчиняются ему, ждут его, даже если они этого не осознают. Если я завоюю его, я завоюю их всех.

Лейла Мартинес — она Джульетта — тихая, трагически красивая, с самыми выразительными глазами, которые я когда-либо видела.

Майкл Салимандер — темноволосый, умный парень, который, вероятно, посещал этот урок только для того, чтобы повысить свой средний балл. Он напоминает мне Пака, в нем есть блеск, и если комические каракули, которые покрывают его блокнот, являются каким-то признаком, то и творчество тоже есть.

Симона Порчески — Медея, с ее иссиня-черными волосами и кроваво-красной помадой, обиженная и раздраженная.

Они могли бы проявлять эмоции. Они могли бы выступить. Они привлекли бы к себе всеобщее внимание.

Они могли бы быть великолепны.

— Чего вы хотите?

Я не выкрикиваю вопрос, а проецирую свой голос через прямоугольную комнату, привлекая их внимание с расставленных где попало стульев, на которых они сидят. Когда они не отвечают, я снимаю куртку, вешаю ее на спинку стула, подхожу к своему столу и складываю руки на груди.

— Мы хотим стриптиз! Я хочу увидеть сиськи! — кричит Брэдли Бейкер из дальнего конца комнаты.

Гарретт был прав — он полный придурок.

Я игнорирую его.

— Вы должны быть здесь, я должна быть здесь. Итак, чем вы хотите заняться, пока мы здесь?

— Мы хотим, чтобы Вы снова плакали, — усмехнулась Симона.

Я киваю. И обращаюсь за ответами к остальным из них.

— Мы хотим сделать что-то, что не отстойно, — предлагает Тоби Гесслер, вытаскивая наушник из одного уха.

— Мы хотим выбраться из этой комнаты, — говорит Майкл.

— Ладно. Кто-нибудь еще?

— Нам нужны деньги, — ухмыляется Дэвид. — Вам платят за то, что Вы пришли сюда, мы тоже должны получать за это деньги.

Шестеренки в моем сознании крутятся, соединяя советы Элисон и систему жетонов, которую моя сестра использовала со своими детьми, когда они были маленькими, и слова Гарретта.

"Ключ к контролю над твоим классом — это выяснить, чего хочет каждый ребенок… и дать им это… дать им знать… у тебя есть власть отнять это".

— Вы знаете, чего хочу я? — спрашиваю я.

— Нам все равно, — Брэдли смеется, но никто больше не присоединяется к нему.

— Я хочу поставить пьесу. К концу года. Только со студентами театра.

Джули Шрайвер уже много лет не ставила пьес в Лейксайде. Я быстро прокручиваю в голове сценарии — что-то с небольшим актерским составом, с запоминающимися песнями, что-то с неудачником… что-то, что им понравилось бы.

— "Магазинчик ужасов". Вы, ребята, знаете о чем это?

Некоторые из них качают головами. Остальные не отвечают.