– Так, ладно, блин, хватит дуру валять. Все молчат, и слушают. Так я… я к тебе обращаюсь, Николай Степанович. Слушай сюда, говорю. Я – Седов, бандит, усек? Все, эту тему закрыли. Ясно?

Николай подтверждающее кивнул.

– И хорошо. А теперь о другом. Слушай сюда внимательно и не перебивай. Николай Степанович! – Торжественно начал бандит. – Оказывается, вы, уважаемый, нарушаете свои обязательства!

Николай хотел возразить, но бандит рявкнул:

– Я же сказал: не перебивать! Ты, Николай Степанович, не возвращаешь вовремя долги! А это нехорошо! Ох, как это нехорошо! Я бы сказал это, ужасно! Что побледнел– то? Вину свою почувствовал? Ну, и что ты можешь сказать в свое оправдание?

– Какие долги? Вы о чем вообще? Я никому ничего не должен! Ну, понятно, кроме текущих долгов, по которым срок еще не наступил, – растерянно сказал Николай.

– Не, ну, вы видали, да? – обращаясь к «черным» бандитам, сказал Седой. – Он никому не должен! А кто должен? Я должен? Хотя не знаю, – неуверенно сказал Седов и обратился к «черным» бандитам. – Братва! Я кому-нибудь должен?

– Никому не должен. Это точно, – сказал один из «черных» бандитов.

– Вот видишь, Николай Степанович, я никому не должен. А вот ты должен!

– Кому?! – возмущенно сказал Николай, хотя он уже понял, что его, как говорят бандиты, «разводят», а чуть позже начнут «грузить». Только вот почему? По какой причине?

– Он еще спрашивает! Да тут все, кого ни спроси, все знают, кому ты должен!

У Николая мелькнула мысль, что его «куратор» присвоил деньги – ежемесячную «плату за крышу», а на него, на Николая свалил свои грехи перед своим «начальством». Николай возмущенно закачал головой. Но тут же отогнал от себя эту мысль.

– Я все деньги ежемесячно отдаю вашему человеку. До рубля! У меня и свидетели есть!

– А зачем мне – свидетели? Я что, суд, прокурор? Ты последние три месяца не отдавал ничего.

– Я?! Не отдавал?! Да вы что!? – почти закричал Николай, изумившийся такому повороту событий. Он беспомощно посмотрел на «черных» бандитов, словно хотел у них найти поддержку или услышать от кого-нибудь из них опровержение сказанного их старшим бандитом. Ничего, кроме равнодушия и презрения он не увидел в их глазах. По спине пробежал холодок страха. Он еще не совсем понимал, что может последовать дальше в этом странном «толковище» – может, поднимут ставки, может, заберут часть товара, потребуют сейчас же денег, – но он уже ясно осознал, что ничем хорошим этот визит непрошенных гостей для него не закончится.

– Это ты – «что?». А мы – ничего, мы за своим пришли. За своим.

– Я все, что положено «за крышу», я отдавал вашему человеку. Все, до рубля.

– А разве я сказал, что ты за крышу не отдавал? Я такого не говорил. Братва, я говорил, что он за крышу не отдавал? – снова обратился Седой к «черным» бандитам.

«Черные» промолчали.

– Вот видишь, я такого не говорил, – удовлетворенно сказал Седов.

Растерянность, овладевшая Николаем на какую-то минуту в начале разговора, прошла, исчезло и изумление словам Седого. Ему стало ясно, что пришла какая– то беда. Вопрос – какая? И, судя по всему, дело не в мифическом долге. Николай побледнел еще сильнее. Опасность была рядом. Он в считанные секунды перебрал в уме возможные варианты бандитских требований, но то, что он услышал, заставило его усомниться в реальности происходящего и своих интеллектуальных способностях.

Седов развалился в его кресле и, упершись ладонями в столешницу, забарабанил по ней пальцами.

– Ну-с, мистер Таврогин, доигрался гусь на скрипке? – улыбаясь, сказал Седов и пробежался пальцами по столешнице, как по клавишам.

– Не понимаю, о чем вы, – ответил Николай.

– О-о-о! Ну, все так говорят! Хоть кто-нибудь сказал что-нибудь другое! «Не понимаю!..» Ты что, в ментовке, что ли? На допросе? Не понимает он… А ничего и не надо понимать. Делать надо, как скажут. И все лохи будут целы, и люди сыты. Да ладно, не бледней, я тебе обещаю, что твоя личность, блин, и твоя сущность не пострадают, если будешь делать то, что я тебе буду говорить.

– Так говори!

– А ты не дерзи. Я сам знаю, когда и что мне говорить. Сначала я должен тебя настроить на правильное, блин, восприятие политики нашего государства. Я тебе все выражу сейчас в двух словах. – Седов явно любовался собой. Ему так нравилось положение «стоящего над» этим тупым, законопослушным и потому трусливым «лохом», натужно пытающимся изобразить храбрость. «Эх, заяц! Да ты, храбришься! Разве ты не знаешь, что храбрость для вашего племени – смертельный порок? Ты уже давно виноват, но если будешь все понимать, то, может быть, заслужишь снисхождение», – сквозило в каждом жесте и в каждом слове Седова. – Так вот она, политика то есть, состоит в том, – снова заговорил Седов, – чтобы все вокруг обогащались. Но не за счет возможностей тех, кто сидит высоко и глядит далеко. Усекаешь? Нет? Я понял: ты относишься к особо одаренным! К тем, кто ни хрена не понимает, что происходит вокруг! Я тебе говорю: не за счет возможностей, которые, блин, представились другим. Ясно? Опять нет?

– Это не важно. От меня вы чего хотите? Вы говорите о каком-то долге. Кому я должен и сколько?

– Помолчи, я еще политинформацию не закончил. Если тебе сказать сразу, чего я хочу, то ты своей ответственности не поймешь и не поймешь того, кем тебя назначили вон те, – с последними словами Седов поднял голову и посмотрел в потолок. – Объясняю на пальцах и в картинках – как в детском саду. У тебя же нет возможности по дешевке схавать Приокский нефтезавод? Приватизировать его? Способ значение не имеет. Я говорю о возможности. Ведь нет? Ну, и у меня тоже нет. А у кого-то есть. А если я захочу обломать возможности этих людей, то они, надают мне по черепу или сделают тяжелее на девять граммов. Потому что они сидят выше, глядят дальше и видят больше. Теперь въехал? А вот если я приду к тебе и предложу продать мне свой бизнес, то я никому дорогу не перейду. Усекаешь? Те, к кому ты пойдешь жаловаться на меня – менты там, прокуроры всякие, не помогут тебе. Потому что те, кто сидит высоко и глядит далеко, не давали ментам и прокурорам никаких указаний на счет тебя и твоей собственности. Ты ничейный, понимаешь. Ты сам по себе мальчик. А так в этой жизни не бывает… Поэтому твое имущество – твой офис, твой бизнес, твою квартиру, твою бабу – купит тот, кто пожелает это сделать. Даже твоей поганой жизнишкой распорядится тот, кто захочет. Все это вместе и называется приватизацией по-нашенски. По-совковски. По-российски. На данном этапе. Как будет дальше, не знаю, а сейчас пока так. Политинформация закончена.