Король обаятельно улыбнулся.

– Как раз-таки в том. Видишь ли… нынешняя венценосная семья не так просто главенствует в стране на протяжении стольких лет. Мало кому известно, что у нас, как и у многоуважаемого рода ди Гранелей, есть дар. В нашем присутствии нельзя использовать ни магию, ни алхимию. Хорошо ещё, что созданное до нашего прихода не перестаёт работать, иначе мы бы оказались в затруднительной ситуации. Кстати, так я и пережил инцидент с философским камнем, и все, кто находились около моего трона в тот день, тоже.

Глава 12

Ишка присутствовала на знаменательном событии, впервые за историю Анклава участвуя в совете алхимиков, не входя в их число. Впрочем, единственным исключением она не была. И, если Его Величество в своей столице был вхож всюду, где пожелает – маг Кватрон Хилл в число избранных не входил. Более того, колдовство в целом всё ещё было в Эсканолле под запретом, и он был жив лишь благодаря тому, что пользовался благоволением короля. Не сопровождай тот Его Величество по личному приглашению – алхимики никогда бы, хоть под пытками и страхом смерти, не впустили его. И, разумеется, он, не будь дурак, замечал, как они косятся. Кватрон не сказал бы, что это сильно его волнует – всё равно в присутствии короля эти выскочки пальцем его не тронут. Наглости не хватит.

Куда большим парадоксом и иронией судьбы выглядело то, что Кватрон был здесь рядом с отцом. Его известили, что Старатос тоже приглашён, и Ишка, признаться, не сомневалась, что он избежит любого повода пересечься с человеком, которого ненавидел… но то ли прошло достаточно времени, чтобы эмоции улеглись, либо Кватрон поставил дело превыше чувств. Он пришёл – и даже не выказывал ни малейшего негатива от того, что кресло Старатоса расположено сразу по правую руку от него.

Ишка в очередной раз подивилась тому, насколько оба непохожи, хотя и каждый отличался изысканной и нестандартной красотой. В ней не было ничего классического, и по отдельности каждая черта могла бы даже показаться уродливой, но в сочетании они оставляли неизгладимое впечатление.

Гигантский круглый стол с широким отверстием в центре. Дюжина зелёных, синих и красных вертикальных флагов, украшающих светлые стены. Куполообразный потолок. Стрельчатые витражные окна, цветная мозаика стёкол которых складывалась в алхимические символы. Помещение было буквально создано для того, чтобы поражать размахом и пленять воображение. И, вопреки сказкам о собраниях тайных сообществ, его заливал солнечный свет.

Ишке было крайне неуютно от того, что они всего лишь поместили Глэдию под стражу, заточив туда же, где прежде сидел Ричард, разве что в другую камеру. С другой стороны, Ишка никогда не выступила бы в роли человека, настаивающего на смертной казни. Она не судья и не тем более не палач. Ишка не ощущала себя достаточно чистой, чтобы выносить такие суждения о других. Те, кого она пыталась вычеркнуть из своей жизни, кого клеймила, будто преступников, оказались в чём-то благороднее и возвышеннее, чем она. Ишка запуталась и больше не могла определить, где чёрное, а где белое, даже в тех вещах, что прежде казались ей очевидными. Впрочем, Ишку вполне точно подмывало отправиться туда, выпросив позволение войти в камеру Глэдии, и вытрясти из мерзавки всю душу за то, как она поступила с Ванни. Увы, насилие к заключённым король отнюдь не одобрял. Обвинять его в мягкотелости и попустительстве не имело смысла, да, вдобавок, потянуло бы на оскорбление величества, пусть бы он и вряд ли привлёк её к ответственности.

Сутью сегодняшнего обсуждения, конечно же, было не это. Они рассуждали о том, как поступить с информацией Глэдии. Стоит ли им продолжать отрицать истину, или предпочтительнее всё же заглянуть туда, в разверзнувшуюся в их святая святых молчаливую бездну. Некоторые пытались навещать Глэдию и спрашивать её, но она лишь ухмылялась да отшучивалась – весьма едко и колюче. Разумеется, у неё не было ни капли мотивации идти навстречу тем, кто заточил её, но, даже если она не солгала и обладала уникальными сведениями, Его Величество не был готов подписать приказ о её освобождении и распахнуть двери тюрьмы для такой тяжкой преступницы.

Быдо бы проще списать все её речи на горячечный бред сумасшедшей, но, если Глэдия пребывала в здравом уме и знала, о чём говорила – они, Анклав, проявили непростительное легкомыслие и невежество. И тогда кровь на их руках, ту, что пролил философский камень, ничем не оправдать и не смыть – они подвели горожан.

– Может, хватит уже нам настолько осторожничать? Наша пассивность начинает казаться издевательством. Если это однажды выплывет наружу – все нас проклянут, – высказалась Ганиш.

– Она права. Все дурные слухи, что ходят вокруг нас, подтвердятся, и мы станем козлами отпущения, – согласился Старатос.

– Что же, раз наш самый тёмный секрет выплыл на поверхность… – вздохнул самый старый адепт Анклава.

– Так вы знали? – Ганиш всплеснула руками.

Седой алхимик кивнул, не скрывая стыда. Он был настолько открыт, вопиюще беспомощен и слаб, что это вызывало отвращение пополам с жалостью.

– Есть тайный спуск туда, но им давно не пользуются, а десять лет назад и вовсе запечатали. Принято считать, что в нашем поколении нет достойных прикоснуться к Истоку… Но, раз об этом удалось разузнать Глэдии – появление следующих лишь дело времени. И нам следует сделать это самим, пока нас не опередили.

– Вы молчали об этом, даже когда Эсканолл погибал?! – не поверила своим ушам Ишка. Она даже вскочила.

Ганиш и Старатос – и те невольно вздрогнули от того, с какой силой Ишка хлопнула по столу обеими ладонями. Таких несдержанных импульсов гнева от неё и Ричард-то отродясь не видел. Даже в тот злосчастный день, когда его процесс разбирали в суде, и она, глядя ему прямо в лицо, прокляла – вслух и при всём народе. Даже та её вспышка не шла ни в малейшее сравнение с нынешней. Казалось, Ишка готова рвать и метать тут, беспощадно громя всех и вся.