Протяжно и заунывно, как кладбищенские шакалы, воющие от голода, застонав в унисон, фигуры ни с того, ни с сего осели на мёрзлую землю. Так обычно тают весной снеговики, так падают лишённые опоры соломенные чучела. Это не вызывало ни оторопи, ни суеверной жути, лишь острое сострадание. По сути, лишённые даже права сформироваться полностью во что-то здоровое и адекватное, они выступили как влекомые чужой волей марионетки.

В дальнем конце просёлочной дороги, там, где располагались теплицы, появилась Ишка, она вела за руку какого-то малолетнего оборванца. В столице даже нищие из окраинных районов одевались лучше.

– Так, значит, это и есть наш главный злодей? – Старатос улыбнулся. – Приятно познакомиться с тобой лично.

Паренёк насупился, но промолчал. Старатос потрепал его по и без того взъерошенным волосам. Непривычное ощущение, ведь даже родного сына никогда так не гладил. Варатти в лице не изменился, а вот Ишка явно удивилась.

– Поедешь с нами? – продолжал Старатос.

Всё так же без слов мальчик кивнул. Он избегал встречаться с кем-то взглядом. Если бы это было возможно, Старатос предположил бы, что ему стыдно. Трудно поверить… хотя почему бы и нет. Про Старатоса тоже так говорили, но он действительно раскаялся и с ужасом и отвращением вспоминал собственные же прошлые заявления, сводящиеся к тому, что ради великой цели сопутствующие жертвы ничего не стоят. Что люди бывают незначительными, и, если они простые обыватели – их звёздный час наступает, когда они попадают во власть кого-то великого и помогают реформировать устаревшие основы мира. Что они обязаны считать подобное за честь, пусть даже эксперименты лишают их рассудка и человеческого облика. Старатос был чудовищем и признал вину. Но он находился здесь, потому что ему позволили исправляться, поверили, что он ещё не окончательно потерян.

И он старался изо всех сил, чтобы больше не пришлось ни перед кем мучительно краснеть.

– Каждый из нас получил возможность искупления, и ты её тоже заслуживаешь, – добавил Старатос. – Ты не просто сбился с пути – ты и не мог его здесь отыскать. Я был гораздо старше тебя, когда натворил ещё худших бед. Мы – обычные люди с огромными возможностями. Наше восприятие ограничено, знания неполны, и мы поддаёмся эмоциям. Но это и делает жизнь интересной, как по мне.

– Почему вы добры к тому, кто пытался вас убить? – пролепетал мальчик.

– Потому что не убил, очевидно же, – Старатос перевёл всё в шутливый тон.

– Пойдёмте выпьем чего-то горячего. Я замёрзла и устала, – вмешалась Ишка.

***

Признаться, ей стало не по себе. Прощать и быть прощённым, не значит ли это обесценить причинённый вред или пролитую кровь? Погибших не вернуть, а многие раны не вылечить. И не глупо ли давать ещё одну возможность обмануть себя? Единожды солгавший по-серьёзному – рано или поздно неизбежно повторит это. Ишка привыкла быть категоричной, рубить сплеча, не сомневаться никогда и ни в чём. Ди Гранелям некогда было останавливаться, оглядываться, погружаться в размышления, они предпочитали слыть людьми действия. Но не делает ли недостаток милосердия и терпения её жизнь пустой? Выдержке Ишки многие завидовали, но она никогда не проявляла толерантности к тому, что считала злом. Даже если это значило отказаться от возлюбленного или друзей. Но Старатос выглядел для неё личностью за гранью искупления, она не дала бы за него и медного гроша, а он, между тем, спас столицу, да и тут без этого эксцентричного алхимика уже бы все погибли.

Так не следует ли ей протянуть руку Ричарду, томящемуся за решёткой? Да, он был не прав, и грандиозно не прав, но всё же не закоренелый преступник, а сбившийся с пути агнец. Своему промаху и его результатам Ричард ужаснулся куда больше, чем они все. Кто, как не Ишка, носительница света, выведет его из тьмы? Она не должна, верно. И так берёт на себя непомерный труд. И всё же он до сих пор значил для Ишки куда больше, чем она хотела признавать. И ведь она сама тоже перед ним виновата, Ишка не была с ним полностью искренна.

То, как человек теряет веру в другого человека, ставит на нём крест, уходит – всегда оставляет шрам покинутому. Никто, конечно же, не должен до конца дней оставаться привязанным к кому-то, кто опостылел, но иногда ты отрекаешься от личности, когда ей или ему оставался всего шаг до успеха и признания. Даже если этот успех заключается только в похвале близких. Многие и не ставят себе высокие цели, такой малости им достаточно. Они часто не могут понять, что не были виноваты, просто чьи-то ожидания не совпали, иллюзии разбились об рифы реальности, а терпение слишком быстро иссякло. Те люди просто не нашли для себя причин давать больше времени и пытаться принять правду, как она есть. Вот и Ишка сбежала в отвращении перед тьмой Ричарда вместо того, чтобы помочь избавиться от этакой пакости. Да, это её неотъемлемое право, но Карои-то остался верным падшему на дно другу, хотя и по его рыцарским принципам Ричард наломал дров и абсолютно точно был не прав. Карои остался, а она предала.

– Карета готова, мы можем отправляться назад, – Старатос вошёл в общее помещение.

Он был вовсе не похож на прежнего себя. Ни на ту холодную, отрешённую от всего мирского, непостижимую версию, так похожую на ожившее каменное изваяние божества, с которой они столкнулись когда-то в его секретной лаборатории, ни на замкнутого, сосредоточенного только на деле и малообщительного мужчину, сопровождавшего Ишку в начале путешествия. Старатос, казалось, расслабился, он был по-прежнему уверен в себе, но улыбка сияла открытостью, а свет в глазах Ишка не спутала бы ни с чем другим – мрачные тучи, что владели его сердцем, истаяли, словно дым ароматных курительных палочек или тонкий слой инея. И что-то в ней тоже смягчилось, перестало хищно топорщиться сотней отравленных шипов. Она бы ещё не назвала Старатоса другом, но и настораживаться в его присутствии, будто он вот-вот обернётся трёхголовым рычащим чудовищем, отныне перестанет. По крайней мере, Ишка очень хотела на это надеяться.

Нельзя же всё-таки изводить себя подозрениями и желчной критикой вечно. Лучше решать проблемы по мере их поступления. Предаст Старатос Анклав снова – тогда и придётся думать, как от него избавиться, а пока они на одной стороне. И, как ни поразительно, Ишка вдруг осознала, что положиться на него может куда больше, чем на Ричарда – Старатос производил впечатление куда более зрелой и самостоятельной личности, он вёл за собой, тогда как Ричард сам часто нуждался в наставлениях. Ишка, конечно же, с удовольствием его поддерживала, но иногда уставала от этого, и её хотелось взрослого, уверенного в себе, твёрдого в каждом шаге партнёра. Порой ей казалось, что она не партнёр Ричарда, а его опекун, нянька. Он не позволял такому ощущению задержаться достаточно надолго, чтобы оно стало раздражать, но осадок всё равно копился понемногу.