…А сам Лачи в охоте не участвовал, только все подготовил — на скорую руку, но получилось, очень уж удачным оказалось место. Перед охотой долго сомневался, не пытаются ли так избавиться от него — был бы красивый ход….

Лешти подробно рассказал, как все прошло.

Грис ждали в укрытии среди камней, почти не оставив следов. Привязывая пленника к спине грис, Лешти в рот ему влил немного зелья из маленького флакона. Потом вскочил в седло:

— Живо, пока весь Юг не сбежался!

И бросил на утоптанную дорогу фиолетовые зерна прозрачнейших аметистов: камни тут же умерли и растаяли, уничтожив следы.

Недешево обошлось похищение Соправителю, а уж самим охотникам — тем более. Каждый из них сейчас не одолел бы и белку. Лачи готов был пожертвовать едва ли не лучшим из ветви своей и Опоры, и самыми верными.

К счастью, никто из его людей не погиб, хоть некоторые и пострадали.

Находиться подле Отмеченного Пламенем было трудно. Лачи еще по Долине Сиван запомнил — когда это существо в гневе, у стоящих рядом сердце заходится и кровь будто закипает. Сейчас, как бы тот ни был слаб, мог бы убить северянина, просто глядя в глаза… если бы не каменная мощь головонога. Древняя базальтовая скала не дает пробиться огню. Ну и самоцветные амулеты помогают, в отличие от бесполезного здесь золота. И все-таки Лачи ощущал себя нездоровым, в легком жару, как от лихорадки.

— Чего ты хочешь? — спросил Кайе. — Мести?

— Нет, напротив — договориться с тобой.

Тот лишь по-звериному фыркнул. Глянул исподлобья; а глаза у него красивые, и ресницы густые. К этим глазам совсем не шло то, что Кайе сказал потом, даже не все слова Лачи понял, хоть и учил язык Юга.

— Ты хочешь меня убить, в целом мне ясно, — ответил он. — Я другого и не ожидал. Но ты видишь — я хорошо подготовился.

Оба взглянули на каменные щупальца, испещренные бесчисленными присосками — будто пульсировали они, жадные маленькие рты.

— Я не стану тебе подчиняться, — сказал пленник еще хрипловато, прерывисто.

— Что же ты сделаешь?

— Умру.

— О, нет, не так просто, — Лачи постарался заговорить как можно более убедительно:

— Умереть я тебе не дам. Знаешь, что с тобой случится? Ты станешь подобен растению; оно живет, но ничего больше. У тебя сильное тело, ты проживешь долго. Но рассудка в этом теле не будет.

— Опасно — ведь тогда я не стану сдерживаться, — рассмеялся Кайе. Голос его понемногу набирал силу. Хотя и качался еще.

Лачи вздохнул, будто и впрямь испытывая сожаление:

— Ты ничего не сможешь. У тебя не останется не только мыслей, но и чувств, кроме простейших, и никто никогда не сумеет вернуть остальные. Я даже отдам тебя обратно в Асталу. И никто не узнает, что ты был в плену, нет — тебя отыщут на месте вашей охоты за птицей. Выйдет, что умершим тебя объявить поспешили. Мало ли где ты блуждал, почему лишился рассудка.

Кайе сидел, подогнув одно колено, и обхватив рукой другое. Лачи продолжил, по тону его трудно было заподозрить неискренность.

— Вероятно, друзья предпочтут оборвать твою жизнь раньше, чем тебя-растение увидят враги… а может быть, станут возиться с тобой до конца твоих дней. Кормить из соски, мыть, как младенца… Правда, это вряд ли принято у вас на юге. Хотя, говорят, твоя мать…

Сжатые руки и опущенная голова, каждая мышца напряжена. Лачи позволил себе улыбку. По гордости ударить — самое то.

— У меня есть вариант получше, — добавил Лачи.

Пленник молчал.

— Если ты согласишься помочь…

— А пошел ты, — сказал Кайе. — Делай, что хочешь.

— Хочешь, чтобы вся Астала смеялась над тем, каким ты стал? — недоверчиво спросил Лачи.

— Какая мне разница. Къятта если сможет — убьет, а остальные мне… — презрительно повел плечом. Золотой знак вспыхнул, хотя свет на него и не падал.

**

Астала

Горячий ветер плеснул в лицо, едва Ийа шагнул на площадь у Башни-Хранительницы. Къятта стоял, скрестив руки на груди, и смотрел исподлобья.

— Ты…

Жаркий ветер снова ударил, едва не сбив с ног, словно душа младшего вселилась в Къятту Тайау — он ведь не мог, не умел делать такого! Птицы, испуганные, сорвались с крыш, закричали.

— И впрямь сумасшедший, — Ийа непроизвольно провел по лицу, словно пытаясь убрать с него пыль. — Чего ты хочешь?

— Я знаю, что прав. И, раз никто меня не послушал, я буду драться с тобой здесь и сейчас.

— Нет.

— Боишься?

— Как угодно считай.

— Тогда я убью тебя, и все равно, что скажут в Совете.

— Тогда и деда вашего убей заодно, сейчас тебе, может, и хватит сил.

В третий раз пролетел по площади ветер, мерным гулом ответила башня.

— Прекрати! — голос поднялся навстречу ветру, и тот стих, но воздух оставался горячим. Ахатта Тайау в сопровождении нескольких родичей шагнул на площадь, с другой стороны спешили отпрыски Арайа и Рода Икуи.