Таня улыбнулась мне и тихо продекламировала:

– Месяц поздних поцелуев,

Поздних роз и молний поздних!

Ливней звездных –

Август! – Месяц

Ливней звездных!*

Я почему-то боялась осени, за которой неминуемо придет зима. Холодная, темная, она закроет нас в доме на долгие месяцы… Нет. Нужно взять себя в руки. Главное, не падать духом.

Домик у Николая Григорьевича был действительно неплохим. Не такой шикарный, как у Головина, и даже не такой по размерам, как наша усадьба, но все же с первого взгляда становилось понятно, что хозяин вкладывал в него средства.

Ухоженный двор, добротный деревянно-каменный дом под новой крышей и молодой сад, в котором виднелась белоснежная беседка.

– А хорошо он устроился… - Таня спустилась на землю при помощи Андрея и огляделась. – Милое место…

Когда к нам подбежал слуга, Петр приказал:

– Скажи хозяину, что барыня Головина с сестрой прибыли.

– Слушаюсь, господин! – мужик метнулся к дому, а к нам подошла полная женщина в белоснежной косынке.

– Прошу вас, пожалуйте в дом. Сейчас Митрофан Николая Григорьевича покличет.

– Мы в беседке подождем, - сказала я, не имея никакого желания переступать порог этого дома.

– Хорошо, барыня. Прошу.

Она повела нас в беседку, а я в это время обратила внимание, что на втором этаже шевельнулось штора. Видимо Грыгорович наблюдал за нами, суетливо бегая под окнами.

Он появился минут через пять, старательно пряча страх под растерянной улыбкой. Но бледное лицо и бегающие глаза выдавали его истинные чувства.

– Добрый день! Какой неожиданный визит!

Конечно, неожиданный после того, как мы погнали его из усадьбы.

– Мы не собираемся отнимать у вас драгоценное время, поэтому перейдем сразу к главному, – Таня получала удовольствие, это было видно по ее довольному лицу. – Когда вы собираетесь передать оставленные вам на хранение ценности законному хозяину?

– Какие ценности? – Николай Григорьевич побледнел еще сильнее. – Я не понимаю…

– Вам перечислить? – Таня достала из ридикюля бумаги и помахала ими у него перед носом. – Украшения, золотые монеты…

– Что это у вас? – взгляд бывшего управляющего метался между бумагами и Таниным лицом. – Можно взглянуть?

– На суде взглянете, - холодно произнесла я. – Здесь завещание нашего батюшки и его письмо.

– Зачем же в суде? Да разве мы все сами не решим? – на его лбу выступили бисеринки пота. – Столько всего приключилось! Признаюсь честно, у меня из головы вылетело, что Алексей Федорович мне на хранение ценности отдал! Совсем я стал стар да забывчив! Я сейчас все принесу!

Николай Григорьевич помчался обратно к дому, а я даже облегченно выдохнула значит, наследство Демьяна он еще не успел разбазарить.

Вернулся управляющий быстро, неся в руках большую шкатулку. Он протянул ее мне дрожащими руками и заискивающим тоном сказал:

– Все на месте! До последней монетки! Ничего себе не присвоил!

– Так уж и ничего? – Таня насмешливо взглянула на него. – Самому-то не смешно, Николай Григорьевич?

Он что-то проворчал себе под нос, чувствуя себя не в своей тарелке, но нам уже не было до него никакого дела. Я передала шкатулку Петру и, не попрощавшись, мы пошли к коляске.

Сопроводив нас в усадьбу, молодые люди попрощались и отбыли, а мы попросили Глашку, чтобы она разыскала Демьяна. Нужно было поговорить с парнем, обрадовать его.

Он вошел в кабинет, поклонился и только потом спросил:

– Слушаю вас, барышни. Зачем я вам понадобился?

– Иди-ка, присядь, - мне не терпелось объявить ему чудесную новость. – Мы хотим поговорить с тобой.

Парень присел, сложив на коленях большие руки. Он явно волновался.

– Демьян… Отец оставил тебе наследство, - я не стала оттягивать и начала с самого главного. – Теперь ты обеспеченный юноша. Посмотри.

Таня открыла шкатулку и его глаза стали увеличиваться в размерах.

– Это мне?

– Да, все, что ты видишь, твое, - подтвердила я. – Можешь делать с ним что хочешь. И вот еще что… Если ты захочешь, тебя устроят на военную службу. Ты ведь понимаешь, что служба может дать тебе очень много?

Демьян находился в полной растерянности. Он был такой бледный, что я даже испугалась. Неужели парень так разволновался от радости?

– Но усадьба бедная… ваш супруг арестован… Простите меня, барышни, на вас платья с заплатами, а вы мне золото? – почти прошептал он, поднимая на нас полные слез глаза.