Шрифт:
– Вот это номера! Ловкий какой! Сильно, видать, пригорает у них с маменькой! И я знаю, почему.
– Почему? – я присела напротив. – Нашла что-то?
– Нашла… - Таня хитро посмотрела на меня. – Представляешь, оказывается покойный папенька, имел стекольный заводик, а еще собирался открывать бумажное производство. Место очень хорошее и для того, и для этого – река поблизости. А сырье для стекла – речной песок.
– Это ты по расчетным книгам поняла? – меня охватило любопытство. Оказалось, что и здесь все не так просто…
– Да, в ранних записях есть расходы на материалы для строительства. Я порылась в ящиках и нашла документы на завод и план строительства бумажного производства, - ответила Таня. – Вот только я не помню историй, в которых хоть что-то говорилось о стекольном заводе на этих землях.
– Я тоже не слышала, но это не значит, что его не было. Возможно, дело у них не пошло и развалилось все, - предположила я. – Мы за всю жизнь не могли поинтересоваться историей поместья. Позор на наши головы.
– Ладно тебе, - подруга подвинула ко мне план строительства. – Смотри, для производства бумаги тоже нужна река рядом. Вот она золотая жила, за которой они охотятся. Видимо, их поместье находится в совершенно другой стороне. Ты вообще знаешь, что к концу восемнадцатого века Россия обеспечивала себя бумагой в основном за счет своего производства?
– Я понимаю, к чему ты клонишь, но нам не за что строить все это. Ты представляешь, какие это деньги? – я понизила голос, чтобы, не дай Бог, нас никто не услышал. – Таня, мы тут без году неделя, а у тебя планы, как у Наполеона!
– Нет никаких планов, - подруга закусила губу и снова прищурилась, за что сразу получила шлепок по беленькой ручке. – Но если мы попробуем поднять хозяйство… там и до заводика недалеко…
– Таня! – засмеялась я, поражаясь ее активной деловитости. – Ох, прошу прощения, Софья Алексеевна… Вы в своем уме?
– В своем, в своем… - она усмехнулась, постукивая по книге пальчиком. – Разберемся.
Глава 16
На следующий день нас даже не пришлось будить. Как только на небе забрезжил рассвет, мы с Таней уже были на ногах. Уж очень хотелось отправиться на рынок.
В комнату, зевая, заглянула Аглая Игнатьевна и удивленно протянула:
– Сами встали? Удивительные дела творятся… Непонятные…
– Нянюшка, а мы завтракать будем? – Таня так активно расчесывала волосы, что старушка даже скривилась.
– Что ж вы делаете, Софья Алексеевна? Так и без волос недолго остаться! Сейчас Глашка придет вас одевать, принесет кислячка да пирожок. Некогда завтраки разводить…
Нянюшка ушла, а минут через десять явилась сонная Глашка в застиранной сорочке, поверх которой она накинула дырявую шаль.
– С чего это вам приспичило на базар ехать, барышнечки? – ворчала она, помогая мне одеваться. – За лентами, что ли?
– За картошкой, - ответила Таня, жуя пирожок. – Зачем нам ленты?
Глашка замерла и уставилась на нее с открытым ртом.
– Как это за картошкой?
– «Каком кверху», - подруга выпила кислого молока, вытерла белые усы, а потом грозно взглянула на девушку. – Рот закрой, ворона залетит.
Та прикрыла рот и снова взялась за дело, поглядывая на нас с некоторым страхом.
Вскоре мы уже стояли у фонтана в ожидании, когда подадут коляску. Аглая Игнатьевна не прекращала зевать, держа в руках большую плетеную корзину. Захар топтался рядом, и по его лицу было видно, что он вчера немало выпил.
Из черного двора, наконец, выехала коляска с конюхом на козлах, а следом заскрипела телега, которой управлял незнакомый мужик. Видимо, это и был Степан.
Мы забрались в коляску, затащили в нее охающую нянюшку и уже через минуту тряслись по подъездной аллее.
Горизонт стал алым, качая в своих ладонях поднимающееся солнце, в деревьях просыпались птицы, а по зеленому полю медленно плыли сероватые полосы тумана. Становилось все светлее, над рекой поднимался пар. И хоть с оврагов тянуло сыростью, воздух казался чистым, будто глоток родниковой воды.
Я наслаждалась природой, ее ароматами, звуками и, похоже, Таня тоже. Она прикрыла глаза, ее ноздри трепетали, а на щеках играл румянец. Зато Аглая Игнатьевна громко похрапывала, уронив голову на грудь. Ее не в силах была разбудить даже ужасная тряска, от которой стучали зубы.
Когда показались городские стены, все сразу же приободрились. Захар принялся что-то насвистывать, нянюшка ёрзала на сидении, роясь в корзине, а у меня от нетерпения даже пятки зачесались. Ужасно хотелось увидеть все своими глазами!