Я правда не поняла. Для чего он не был столь беспечным? Для того, чтобы попортить «девицу из Аквелука» прямо под носом у ее отца? Или чтобы оставить ее в положении, обеспечив себя нежеланным наследником с сомнительным генофондом? Какова у мастера допустимая норма при посещении девичьих спален?

Рэдхэйвен молчал, пока я гневно сопела, но глаз не отводил.

– Не обижайтесь на отца, – выронил сдержанно. – Из-за моих методов возникла двусмысленная ситуация. Он пришел к неверным выводам, когда я заговорил об оплате.

Я недоверчиво сощурилась: он еще и денег попросил? Королевский мастер, летающий на частных судах?

Хотя… Да, все логично. Он хитанец. И взял он оплату не йоргенами, а маминым фамильным артефактом. Теперь все сложилось.

– Не оправдывайте его, – я резко втянула ноздрями кипящий воздух.

Злилась я сейчас на отца ничуть не меньше, чем в кабинете Граймса. Бесилась до зубовного скрежета, содрогаясь от внутреннего «клац-клац». Папе очень повезло, что до Аквелука от академии шесть часов езды.

– Вы посмотрели на меня, когда дотронулись до шеи. Мне повторить вопрос?

– Почти ничего не помню, – зажмурилась, не в силах выносить ввинчивающийся в меня взгляд. – Вы были в парке, смотрели издалека. Потом я отключилась. Проснулась через неделю вся в синяках. Отец ничего толково не объяснил, только выглядел каким-то… скрытным. И нервным. Диккинс сказал, что меня спас хитанец из парка.

– Диккинс… – мрачно повторил Рэдхэйвен. – Ваш близкий друг?

– Близкий, да, – согласилась, судорожно вздыхая.

Ко мне за утро еще трое природников подошли по поводу совместного проекта. Но я отшутилась, что отдалась Вейну с потрохами. Они так ухмылялись потом, явно как-то неверно меня поняли.

– Не настолько близкий, – уточнила, чтобы мастер того же, чего природники, не подумал.

– Это Граймс нам уже подтвердил, – сосредоточенно кивнул.

Он о моем сиянии, да? Я начинала привыкать, что ежеминутно оказываюсь в идиотском положении. Но все равно остервенело потерла зудящие кончики ушей. Проклятье!

Сейчас, когда мастер не прижимал меня к себе, я ощутила, как же мне странно рядом с ним. Очень, очень странно.

Страшно. Будто он опаснейший хищник, а я детеныш гхарра, только вчера вставший на неокрепшие копыта. Черную муть, сочившуюся из ауры, я ощущала каждой клеткой.

Раздражающе. Как в первый день знакомства. Надменный, хамоватый сноб, которого вечно хочется поколотить за дурацкие намеки.

Волнительно. Из-за варховых снов и невнятной истории моего лечения. Что он успел увидеть? Потрогать? И, что уж мелочиться, понадкусывать?

И невозможно любопытно. Он словно хранил какой-то секрет, улыбался одними глазами. Посмеивался, что я не в теме. И утаивал от меня самые интересные факты.

– Еще мне снилось… кое-что. Неправдоподобное, – призналась Рэдхэйвену, горестно вздыхая. – Поэтому я поначалу не поверила Вейну.

– Так уж и неправдоподобное? – ухмылка тронула его губы. Красивые, но, как выяснилось, опасные.

– Слушайте, я и без вас запуталась! – всплеснула руками, делая шаг к мужчине. – Что было… Чего не было… Где реальное, а где просто сон. Дурной.

– Очень дурной? – осторожно уточнил гад, смущая меня все сильнее. – Или местами все-таки ничего?

– Кош-мар-ный, – по слогам процедила, не отрывая глаз от клубящейся черноты зрачков.

– И почему не поверили своему приятелю?

Он смотрел так пристально, так прожигающе остро, что мурашки поползли по пояснице вниз. Туда, где им было совсем не место.

– Потому что глаза у того мужчины, который мне приснился, были черными, как сама Тьма, – выпалила, чувствуя, как щеки начинает лихорадить. – А в парке я запомнила золотые.

– Можно еще вопрос? – он довольно ухмыльнулся.

Квахар самовлюбленный! Я же сказала, что кошмарный сон был. Кош-мар-ный. А не такой, какой он себе вообразил.

– Давайте сюда свой вопрос, – буркнула, предполагая подвох. И мастер оправдал мои ожидания с лихвой.

– Когда вы делали ставку на моем занятии…

– Я не собиралась ставить!

– Тем не менее, в блокнот вы себя вписали… Триста йоргенов – крупная сумма для девицы из Аквелука. Вы рискнули лишиться карманных денег на пару недель, – он ухмылялся уже в открытую. – Или не рисковали?