— Ну, Илюша, видишь… Ты и твои люди достигли такого, чем по праву можно гордиться. Ведь раньше колхоз и посеянных семян не собирал, а теперь получили такой урожай, какого еще не бывало в нашем районе. Правда, это пока еще на небольшой площади, но вы показали, что дает хорошая работа.

— Пока еще нечем хвастаться, — махнул рукой Мегудин. — Когда в полной мере расправим крылья, тогда только поднимемся ввысь.

Газеты много писали о трудовых успехах бывшего отсталого колхоза в Петровке.

…Когда Борис Викторович Соломатин по решению ЦК снова был направлен в Крымский обком партии секретарем, он, узнав из газет о больших достижениях этого колхоза, спросил работника аппарата:

— О каком Мегудине идет речь? Не о том ли, который был председателем Курманского райисполкома?

— Да, точно, о нем. Он был исключен из партии. Теперь, наверно, его восстановят, — ответил тот.

— Мегудина исключили из партии? За что? — изумился Соломатин.

— Он работал в Кировском районе первым секретарем райкома и там натворил дел…

— Каких дел?

— Сорвал хлебозаготовку и…

— Где находится это дело? Я хочу посмотреть.

— Сейчас узнаю. — Сотрудник аппарата вышел из кабинета.

Вскоре он вернулся и сказал:

— Дело находится в Центральной контрольной партийной комиссии, куда Мегудин апеллировал.

В тот же день Соломатин позвонил в Москву и узнал, что Мегудина восстановили в партии. Он тотчас известил Курманский райком, что завтра приедет к ним.

В Курман секретарь обкома приехал на другой день. Любецкий встретил его на крыльце райкомовского здания.

— Я тут был сразу после освобождения района от немецких оккупантов, — сказал Соломатин, протягивая руку Любецкому. — Поселок тогда был разрушен, почти весь сгорел. А теперь жизнь, видно, здесь налаживается. Я вижу новые дома, улицы…

— Понемногу залечиваем раны войны, набираемся сил, идем вперед, — улыбнулся Любецкий, приглашая гостя в свой кабинет.

Соломатин интересовался положением дел в районе, экономикой колхозов и совхозов, материальным благосостоянием людей…

Любецкий в общих чертах рассказал, что сделано за это время в колхозах, об их успехах и трудностях. Когда он заговорил о Петровском колхозе, Соломатин, внимательно выслушав, сказал:

— Я хотел бы поподробнее узнать, каким образом они добились там этих небывалых успехов. За один год сделать такой скачок — увеличить реальный доход колхозников в десять раз — просто чудо!

— Да, чудо, — подтвердил Любецкий.

— Поедемте в Петровку, — предложил Соломатин. — Посмотрим хозяйство, встретимся с Мегудиным. Вчера я звонил в Москву, и мне сообщили, что его восстановили в партии. Я хочу поздравить его и вернуть партийный билет. Надо будет представить председателя и особенно отличившихся колхозников к правительственным наградам.

— Совершенно справедливо, — горячо поддержал Соломатина Любецкий. — Мы уже подготовили материалы и собираемся отправить их в обком.

Любецкий позвонил в правление Петровского колхоза и выяснил, что председатель находится либо на винограднике, либо на ферме.

— Поедемте, посмотрим на месте, что у него делается, где-нибудь найдем его, — сказал Любецкий.

Проехали через железнодорожную линию, и машина очутилась в небольшой деревушке. По обе стороны улицы стояли маленькие домики, крытые соломой, стены некоторых из них осели и покосились. За околицей этого селения показался добротно обработанный виноградник.

— Весь виноградник восстановлен? — спросил Соломатин.

— Да, почти. Полгектара очистили от свинороя сразу после войны. Он давал кое-какой урожай. А как остальной массив был восстановлен, вы, наверное, читали в газетах.

— Молодцы! Большую работу проделали за довольно короткий срок, — заметил Соломатин, вынимая из портфеля блокнот, в который начал записывать некоторые цифры. — Вы, я вижу, все тут знаете наизусть.

— Каждую эту цифру мы выстрадали, — сказал Любецкий. — Сколько бессонных ночей просиживали с Мегудиным, обдумывая, как лучше с меньшими затратами все это осуществить. Это стоило людям больших усилий, потом и кровью все добывалось.

— Да, да, видно, что тут вложено много ума и сердца, — согласился Соломатин.

Постояв немного, они поехали к овощному полю. Любецкий попросил шофера остановить машину возле скважины.

— Нашу скважину справедливо назвали «скважиной слез», — сказал Любецкий. — Да, много слез было пролито, пока ее построили. Каждую трубу, каждый винтик, гаечку приходилось буквально выклянчивать. Кругом разруха, производство еще не было налажено, а спрос на строительные материалы — огромный. И вот начали бурить. Сделали невозможное. Вода спасла урожай овощей, который дал возможность развернуться колхозу.