— Ну, а дожди там часто бывают? — спросил Пиня Егес.

— Когда мы приехали, как раз прошел дождик, — ответил Авраам, — слякоть была такая — ног из земли не вытащишь. Что ни говори — чернозем. Местные жители говорят, что места там засушливые — дождей очень мало. Глубокие колодцы роют.

— Што там раштет? — послышался голос Сендера Клафтера.

— Да все: пшеница, ячмень, овес, просо, подсолнух, только картошка, говорят, плохо растет. Но на том участке, который нам выделили, сейчас, кроме трав, ничего нет. Раньше эта земля принадлежала помещику Люстиху. Он в этих степях большие отары овец разводил.

— Я слышал, что овцы любят жесткую траву, — сказал Попелюха.

— Да, трава там жесткая, — подтвердил Иона Штепер. — Это — курай, буркун, осот, свинорой. Мы привезли с собой эти травы. Кто захочет, может на них посмотреть.

— И черный перец там растет? — в шутку спросил Попелюха.

— Черный перец растет там, куда мы прогнали белых, а в Крыму растет только красный, — пояснил ему Иона. — А еще там растут арбузы, дыни, огурцы, помидоры, яблоки и груши…

— Ого! Так это же в самом деле настоящий клад! — заявил Попелюха.

Илюсик еще никогда не видел степь, но она влекла его к себе с могучей силой. Подражая отцу, он растирал между ладонями землю, которую привезли ходоки, и даже языком пробовал ее на вкус. С большим любопытством он всматривался в степные травы. Их названия он сразу же запомнил.

По рассказам отца он ясно представлял себе степь, ее залитые солнцем бескрайние просторы и мысленно видел себя окунающимся в высоко поднявшиеся травы, которые щекочут его и укрывают, как птиц, зайцев и других степных обитателей. Хотелось поскорее попасть в степь, и он не давал покоя отцу.

— Когда же, папа, мы, наконец, поедем в Крым? — спрашивал он.

— Сколько раз я тебе говорил, что там, кроме земли и неба, ничего нет. Даже от дождя и ветра негде укрыться, — отвечал ему Авраам.

— Ничего, папа, я на голой земле спать буду. Дождя и ветра я не боюсь, — настаивал Илюсик.

— Тебя там, не дай бог, может змея укусить, — пугала его Зельда.

— А я и змеи не боюсь, — отвечал Илюсик. — Я разрублю ее лопатой, и она сразу же умрет. Если, папа, ты не возьмешь меня с собой, я все равно туда убегу.

— Ну что это за чертенок, — ворчал Авраам, — другие дети как дети, а этот как задумает что-нибудь, никак его не остановишь. Вот смотри — Миша и Мотя остаются здесь, чтобы работать и помогать матери. И ты тоже должен ей помогать в хозяйстве и учиться. Там ведь школы нет. А когда я построю дом, тогда мы все переедем в Крым.

— А я тебе буду там помогать, — не унимался Илюсик.

Никакие доводы и даже угрозы не помогали — Илюсик стоял на своем. Скрепя сердце Авраам решил взять его с собой.

Несколько дней, отведенных для сборов в дорогу, прошли довольно быстро. И вот уже все извозчики, пожелавшие переселиться в Крым, погрузив вещички, ожидали отхода поезда. Провожающие их родственники и друзья шумели, кричали, шутили, некоторые из них вытирали выступавшие на глазах слезы. Наконец, медленно набирая скорость, поезд тронулся в дальний путь. Вагоны будто проплывали мимо полей и лесов. Монотонный стук колес убаюкивал пассажиров. Свободные от повседневной суеты и непрерывных поисков заработка, извозчики ушли в свои думы.

— Нас, словно деревья, вырывают с корнем из земли, где мы родились и жили, и пересаживают в другое место, — сказал со вздохом кто-то в глубине вагона.

— Не беспокойтесь. Эти деревья попадут на более плодородную почву. Они укоренятся и еще как будут расти! — заверил всех Иона Штепер.

Поезд шел медленно, останавливаясь на всех полустанках. Когда же случались крупные станции, где он стоял подолгу, пассажиры выходили из вагонов и на кострах варили кто что: одни — картошку, другие — кашу из овсянки, третьи — затирку, четвертые — кулеш. Коротая время в долгом и утомительном пути, рассказывали друг другу разные веселые истории, смеялись, играли в разные игры, пели. Как-то, когда окна вагонов начала затягивать вечерняя мгла и многие пассажиры стали дремать, Попелюха, словно под впечатлением невеселых дум, затянул песню:

Извозчики подхватили:

Они пели о своей тяжелой жизни, а колеса вагона упрямо выстукивали другую песню — о новой доле, которая ждет их в крымских степях.

Время от времени извозчики спрашивали ходоков:

— Ну как, далеко еще?

— Еще далеко, — отвечал Иона Штепер, — вот когда подъедем к Перекопу, считайте, что мы почти на месте. Перекоп — это ворота Крыма. Когда приедем туда, я вам покажу место, где с нами разговаривал Фрунзе. Простой он был человек. Ел с нами из одного котелка. И даже ложку, кажется, как наш брат красноармеец, хранил за голенищем. А что за конь у него был! Одной масти с моим, только у его коня грива была погуще и хвост подрублен. Фрунзе меня называл по имени — Иона, а не красноармеец Штепер, как было положено. Значит, он за близкого друга меня считал. Кабы я знал, что нам придется переехать в эти степи, то выбрал бы для нас самый лучший участок земли. Но разве тогда я мог думать об этом?