«Служба Контроля исторической стабильности и корреляции исследований против действий исследователя не возражает. Настоящий контакт последствий не имеет».

– Разрешите обратиться, – шагнул Андрей к кавказцу. Тот яростно впился в Лагинского яростно сверкающими глазами. Семи секунд Лагу было достаточно. Взгляд офицера потух и остекленел. Он вздыбил коня, круто развернув его и, что-то коротко выкрикнув своим землякам, поскакал в степь. Недоуменно переглянувшись, горцы последовали за ним.

– Что это они? Кто понял? – обескураженный странным поведением сотника-чечена спросил прапорщик у казаков. Один из них, молодой, с выбивающимся чубом из-под фуражки, явно хорошо знающий чеченский, охотно ответил:

– А ему седой сказал, что джигиты, мол, с пленными не воюют.

На хуторе, откуда их выбили утром, было оживленно. Видимо, здесь остановилось несколько частей наступающего корпуса. Тяжело двигаясь, на дорогу выезжали броневики, у домов стояли грузовики с пулеметами, фыркали у коновязи уставшие лошади. С озабоченными лицами спешили вестовые.

Вначале быстрое и успешное наступление врангелевцев все больше замедлялось и вязло. Второго августа взяли Александровск и Орехов, но ценой огромных потерь. Самые дальновидные штабисты понимали, что наступление, несмотря на захват Северной Таврии, скоро захлебнется. Оперативные задачи, возложенные главнокомандующим Врангелем на войска, уже после первых дней наступления были сорваны упорнейшим сопротивлением красных, отступивших за Днепр и не дававших противнику сунуться на правобережье.

Прапорщик побежал к штабу, а пленных отвели за амбары, где находилось еще десятка

три красноармейцев, среди них были и раненые. Лагинский своим биополем убрал у них болевые ощущения и дал из своих запасов каждому по половинке таблетки сильного стимулятора. Люди взбодрились прямо на глазах.

«Служба Контроля исторической стабильности и корреляции исследований не возражает. На последующих событиях ваши действия не отразятся».

Сообщение слегка насторожило Андрея, но обдумать его помешал Горобко.

– Не пойму я тебя, парень, – хмуро глядя, заговорил он, проглотив лекарство. – Что ты за птица, никак не раскушу. И лечишь ты временами похоже на бабку Анфису из нашего села, только заклинания не шепчешь, да получше получается.

– Человек, он многое может, – улыбнулся Лагинский. – Нет здесь ничего сверхъестественного. Просто людям часто не хватает знаний.

– Ясно, – кивнул Горобко, – наука. А знаешь, доктор, хотел я тебя шлепнуть. Прямо и честно говорю, как убежденный сторонник мировой революции и боец Рабоче-Крестьянской Красной Армии. Подозрения ты у меня вызывал сильные, особо, когда в казачка пулял, там у оврага. Я сразу понял – не хочешь ты его убивать, пугаешь только, а почему? Свой для них, видно. Вот, думаю, навел студент беляков на хутор. Ну малость подожду, проверю. Патрон для тебя приготовленный в беляков спалил. А когда при обыске сказали, что ты не стрелял, я аж зашелся – все равно гаду горло перегрызу, но что ж он офицерам не признается, что ихний? А от кавказцев когда спас понял – нет, не контра. Да вот и сейчас ребятам помог. За это – революционное спасибо.

IV

– … Нет, здесь вы не правы, ротмистр, – полковник Кротов откинулся на стуле, похлопывая вытянутой рукой по карте-трехверстке, расстеленной на столе. На ней, как на скатерти стояли бутылка коньяка и закуска. – Все-таки пленные нам нужны. Вы знаете, какие потери в полках? Две трети личного состава. Конечно, станичники поднимутся против Советов, казачество Кубани, воодушевленное нашим наступлением, сбросит с себя иго большевизма, мы им в этом поможем. Но сейчас нам нужно пополнение. И наиболее здравомыслящие из пленных, я считаю, охотно повернут штыки против комиссаров. Не забывайте, ротмистр, – полковник расплылся в доверительной улыбке, – красные тоже проводят мобилизацию, и у них в армии много недовольных и наших тайных друзей. Впрочем, насчет последних вы более компетентны.

«Тебе бы на митингах выступать, – неприязненно думал ротмистр Синильников из контрразведки корпуса, холодно глядя на полковника. – Нашел спасителей России в лице пленных красных. Кретин».

Штаб-ротмистр возвращался с передовой, где он лично организовывал переход своего агента через линию фронта. А здесь, на хуторе его встретил командир сводного отряда Кротов. Они были немного знакомы по Новороссийску. Встречались там пару раз на совещаниях у тогдашнего коменданта города Кутепова. Но, а ради сегодняшней встречи Кротов пригласил Синильникова на бутылочку французского коньяка и попросил о маленьком одолжении: взглянуть опытным взглядом профессионала на взятых пленных, дабы «отделить семя от плевел». На комиссаров, Кротов знал, у ротмистра был обостренный нюх.

– Извольте, полковник, – согласился ротмистр, – я рад вам помочь. Однако должен предупредить – сейчас и рядовой состав красных пропитывается ядом большевизма. Я буду пристрастен.

– Целиком полагаюсь на вас, – полковник поднял рюмку. – За нашу победу, ротмистр! – Они выпили. – Вас проводят.

– Стройся в одну шеренгу, да побыстрее! – забегали конвойные, толкая прикладами

пленных.

Не ожидая ничего хорошего, красногвардейцы неохотно встали в ряд и увидели подходящую к ним группу офицеров в сопровождении казаков. Один из них с погонами капитана цепкими, холодными глазами долго ощупывал лица пленных, затем прошел вдоль строя.