Кино оказалось неплохим, правда, я не понимала большую половину диалогов, но под моим боком сегодня имелся добродушный француз, легко справляющийся с трудностями перевода.

Хотя мой французский, по словам учителя, был и не совсем безнадёжным. Не знаю, что больше сыграло тут свою роль: то, что я в прошлом феврале зубрила этот язык как ненормальная или просто тот факт, что испанский язык являлся ближайшим родственником французскому.

Правда, сам Этьен считал, что я не забыла его родной язык потому, что почти всё это время он продолжал со мной заниматься самостоятельно – и я даже хотела запротестовать, мол, такого никогда не было…

…. А потом вспомнила, как он читал мне и нашей малышке книги. Полгода! Целых полгода он заботился обо мне в Испании. И хотя это всё оказалось ложью и простой выдумкой Валуа, мне было сложно забыть те моменты.

Когда он меня, ослабленную, таскал на своих руках.

Как он меня мыл.

Кормил.

Рычал на Баевских врачей, требуя добавить в мой рацион мяса… В конечном итоге, он оказался прав.

А пока я себя чувствовала плохо, он развлекался с девицами…

Внутри меня что-то протяжно заскулило, так, что я тут же расплакалась, насорив попкорном вокруг себя.

— Таис? Что случилось? – нахмурившись, Этьен пытался заглянуть мне в глаза, но я прятала он него свой взгляд, так как чувствовала: если он я этого не сделаю, он прочтёт мои мысли. – Тая?

Меня легко приподняли над диваном и пересадили к себе на колени – так, как будто я почти ничего не весила.

— Если тебе не нравится кино, то давай его поменяем… или вообще выключим, — прошептал Этьен, водя носом по моей шее. Он не приказывал – спрашивал.

Будто это не он ещё несколько дней назад насильно заставил меня наблюдать секс, находясь при этом в непосредственной близости от занимающейся этим парочки!

—Почему ты такой добрый? – спросила я, не выдержав.

– О чем ты? – Этьен немного отстранился, чтобы заглянуть мне в лицо.

—Об этом, — обвела я рукой «домашний» кинотеатр. – Ты не злишься, не придираешься, не ругаешь меня.

Этьен недоумённо моргнул.

—Тебе это хочется?

—Нет! – заглянув в зеленые, как будто понимающие меня, глаза, я уже окончательно разревелась.

— Тая…

—Нет! – замотала я головой. – Конечно, нет! Просто я не понимаю, я боюсь…

—Чего? – его губы осторожно снимали солёные слезы с моих щек. – Расскажи мне всё о своих страхах, милая.

А я в этот момент не понимала, как в одном мужчине могут уживаться две противоречивые личности. Не волк и человек, а безжалостный садист – мучитель и нежный муж, заботящийся обо мне.

Он осторожно вытер мои слёзы.

??????????????????????????

— Расскажи, чего ты боишься.

Подняв на него свой взгляд, я честно призналась:

—Того, что ты снова станешь жестоким.

Зеленые глаза Этьена сверкнули желтизной волчьего золота. Этьен замолчал, склонил голову на бок – и а таким образом медленно рассматривал меня как будто со стороны.

— Не поверишь, но среди Альф я считаюсь одним из самых понимающих и даже демократичных вожаков, — усмехнулся он будто в шутку. Но я видела, как на его лице ходили желваки, а потому догадывалась, что вопрос мой его всё же задел. — В нашем мире существует свод непреложных правил, которые обязаны к исполнению.

—Я не росла в вашем мире.

—Это правда, — с трудом, будто пересиливая себя, произнес Этьен. – Но ты всё же оборотница, с теми же рефлексами и желаниями, что и все остальные оборотни.

Он провёл рукой по моим волосам, пропуская пряди сквозь пальцы – будто причёсывая их.

— Оборотницы любят подчиняться сильному самцу, — заметил Этьен. – В наших стаях, главный закон – это Альфа и его сила.

— Тебе нужно моё подчинение?

— Тая, — Этьен тяжело вздохнул. – В человеческом мире жена тоже испокон веков подчинялась мужу.

— Когда-то подчинялась.

—До сих пор подчиняется, — покачал головой Валуа. – А ты вместо того, чтобы стремиться стать частью своего нового дома, сбежала в другую стаю, собиралась сделать аборт, вытравив моего ребенка. Я имел право разозлиться, не так ли?

— Я не собиралась делать аборта, — замотала я головой и на всякий случай прижала ладонь к животу. – Даже не говори об этом.

Я поклялась себе не вспоминать те ужасные мысли.

Этьен прищурился.

— Но ты все равно рисковала нашей дочерью, не подпуская меня к себе. Ты же это понимаешь?