Шрифт:
— Это моя ответственность.
— Почему?
— Потому что Рен моя. Ты просто ее… ее крестный фей.
Наконец он посмотрел на нее, но между ними пролегло такое расстояние, как будто они только-только познакомились.
— Ты понимаешь, о чем я, — сказала она.
— Да, о многом. Но не об этом.
— Я справлюсь сама.
— Уверен, что сможешь, но зачем тебе?
Потому что именно так она будет воспитывать Рен. В одиночестве, сама.
Иен удивил ее, уехав спустя несколько часов. Что-то в его поведении — отстраненность, которая отсутствовала еще несколько дней назад, — заставляло тревожиться. Тесс убеждала себя не брать в голову. Ей надо перестать пытаться читать его мысли и сосредоточиться на своей жизни. Это означало переехать в хижину окончательно.
Остальные вещи перевезли быстро. Тесс работала над своими записями к завтрашнему вечернему собранию общины, но в основном держала на руках свою крошечную капризную дочку и старалась не думать о лежавшей впереди неопределенности.
Даже с закрытыми шторами в ту ночь она представляла заглядывающего в окно Брэда Винчестера, и ей не нравилось, что он заставил ее так нервничать. Лежа в постели, она скучала по Иену, и не только по их сексуальной жизни. Ей не хватало возможности поговорить с ним, быть с ним.
Рен, похоже, не нравилась хижина больше, чем Тесс, — а может, она тоже скучала по Иену, — потому что всю ночь куксилась.
Утром Тесс проглотила две чашки крепкого кофе, пока беспокоилась, придет ли кто-нибудь на сегодняшнюю встречу. Или, может быть, жители явятся с горячей смолой и ведром перьев, приготовившись выгнать ее из города за развращение их молодежи. Она уговаривала себя, что этого не произойдет. Да, в городе были свои реакционные приверженцы, но имелись и здравомыслящие люди… хотя многие из них могли верить в то, что она виновата в смерти Бьянки.
Тем утром Темпестский женский союз собирался в «Разбитом дымоходе». Так что народу было битком, чтобы Тесс могла подумать, что она будет делать, если не сможет преодолеть это последнее препятствие. Мишель, которая должна была родить в любой момент, уже неделю как уволилась. Саванна все еще работала, но двигалась так медленно, что пользы от нее было никакой. Поскольку Тесс любила беременных женщин — даже тех, которые ей сильно не нравились, — она не жаловалась, даже на затянувшийся перерыв на отдых, который устроила себе Саванна.
Мишель явилась в качестве клиента и заняла место за столиком на четверых под последним лозунгом Фииша:
НИЩИЕ ГРАБИТЕЛИ WiFi
Платите или выметайтесь вон!
Раскинув колени и обхватив руками живот, Мишель уселась спиной к столу. Саванна использовала появление матери как предлог, чтобы продлить свой перерыв на отдых еще больше.
Несколькими неделями ранее Саванна побрила нижнюю половину головы, а волосы наверхней покрасила в зеленый цвет, так что казалось, будто на голове у нее вырос пучок зеленого лука. Как только она села на место напротив матери, то начала ворчать по поводу своей лучшей подруги Тейлор.
— Она ничего не смыслит. Ведет себя так, будто мне все еще хочется каждую ночь таскаться в «Петуха».
Мишель обмахнулась салфеткой.
— Тейлор просто соплячка. Не люблю повторять: «Я же тебе говорила», но…
— Вот и не повторяй! — резко ответила Саванна. — Тебе ничего нельзя сказать. Стоит о ком-нибудь упомянуть, как ты принимаешься критиковать.
— Я не критикую. Все, что я говорю, для твоего же блага. Тейлор лентяйка, а тебе нужны подруги получше. — Мишель потянула за последнюю расстегнутую пуговицу на своей блузке для беременных в черно-белую клетку и дунула в щедрое декольте, чтобы остыть. — Перестань так на меня пялиться. Тебе нужно быть внимательнее к моему состоянию.
— Твое состояние? А как насчет моего состояния?
— Это совсем другое. — Мишель забила мяч в корзину. — Тебе не сорок два года и у тебя не было раньше стремительных родов.
— Если ты не прекратишь талдычить о своих стремительных родах, клянусь, я опрокину этот стол прямо на твои большие жирные коленки.
Тесс поставила лимонад перед Мишель.
— Не могли бы вы двое потише? Всех клиентов распугаете.
— А тебе какое дело? — огрызнулась Саванна. — Это место Фииша, а не твое.
Тесс прижала руки к сердцу.
— Вот что мне больше всего нравится в здешней работе. Глубокие узы дружбы, которые я разделяю с моими любимыми коллегами. — Она посмотрела на Саванну. — Это сарказм, если до тебя не способно дойти.
Мишель с трудом поднялась на ноги.
— Ты не имеешь права так разговаривать с моей дочерью.
— Хорошо, оставлю это на твое усмотрение, поскольку…
Мишель внезапно вскрикнула от боли и согнулась пополам.
— О Боже! Господи Иисусе!