— Уже иду, Ливиан, — ядовито отозвалась сестра. — Но до этого сообщу кое-какие новости о нашей семье. У нас есть старшая сестренка и младший братик, помнишь?

— Этот ушлепок в очередной раз угодил за решетку?

Выждав пару секунд, Руна выскользнула из кресла и, опустившись на колени, начала собирать с пола косметику.

— Вроде бы он оттуда и не выходил. Ему осталось еще лет пятнадцать, если я все правильно подсчитала.

— Тогда на этом фронте полный порядок. Рамон переводил ему деньги в срок. Значит, дело в Альвис.

Сестра критически оглядела потрескавшиеся румяна, бросила их в косметичку и забралась под стол для того, чтобы достать большую пушистую кисть.

— Ага. Ей стало хуже. Она напала на сиделку, несколько раз ударила ее вилкой. Пришлось накладывать швы. Врач сказал, что в этой лечебнице нам больше ничем не помогут. Порекомендовал закрытую клинику. Там есть хорошие лекарства, особая терапия. — Она сдула пыль с кисти. — Двери крепкие, а персонал привык к буйным пациентам. Не то чтобы Альвис буйная, но на нее иногда находит, сам знаешь. Я встречалась с тамошним главным врачом. Он говорит, что при должном уходе есть шансы на выздоровление.

Ливий положил ногу на ногу и сцепил пальцы на колене.

— Зачем ты мне это рассказываешь? Думаю, Рамон снабдил тебя деньгами и договорился о том, чтобы платежи за ее лечение поступали в срок.

Руна бросила косметичку на стол и вернулась в кресло.

— Она часто вспоминает о тебе. Врач сказал, что твой визит может хорошо сказаться на ее самочувствии.

— Я оплачиваю ее лечение. Этого достаточно.

— Недостаточно, Ливий. Она скучает. Я не прошу забыть всю боль, которую она тебе причинила, но ты мог бы навестить ее. Хотя бы один раз. Просто показаться ей на глаза. Там есть такое окно, большое, во всю стену…

— Ты регулярно навещала ее. Что она говорит о своем любимом брате? Хочет обнять меня, поцеловать в лоб и погладить по голове? Или в очередной раз отхлестать плеткой? Не отвечай, Руна. Я никуда не поеду, и ты меня не уговоришь. Больше всего на свете я хочу стереть из памяти лицо этой женщины и то, что происходило между нами до смерти матери. К счастью, после того, как эта потаскуха наконец-то отправилась к первым богам, Альвис слетела с катушек, и ее демоны оказались более притягательными, чем издевательства надо мной. И я не хочу нарушать эту гармонию. Как по мне, пусть перережет вены в своей клинике. Она пыталась сделать это тысячу раз. Я должен был наплевать на твои слова по поводу медицинского ухода и позволить ей умереть. Но какой бы тварью она ни была, она остается моей сестрой, и моя любовь к ней сильнее ненависти.

— Ты назвал нашу мать потаскухой? — слабо улыбнулась Руна.

— Она была потаскухой и оставалась ей до последнего дня своей жизни. Как бы ты назвала женщину, которая приводит мужиков в собственный дом и спит с ними в постели, где наш отец когда-то лишил ее невинности? Анигар как-то сказал мне, что мы не можем быть уверены в кровном родстве, ведь у нее было так много любовников. А я ответил, что он неправ, и в нас течет одна кровь. От союза потаскухи и мужчины, который слишком слаб для того, чтобы стукнуть кулаком по столу и запретить жене трахаться налево и направо, могут появиться только чудовища. Такие, как он, я, Альвис и ты. Оставь меня, Руна. Я хочу побыть один.

Сестра медленно поднялась на ноги.

— Знаешь, в чем твоя проблема, Ливий? Отец давным-давно мертв, а ты до сих пор не можешь смириться с тем, что он был слабаком.

— Убирайся к черту, дрянная девка. В третий раз я повторять не буду.

— После того, как он пустил себе пулю в лоб, ты занят только одним: доказываешь всему миру, что ты не такой. Тебе не страшно смотреть в зеркало? — Она сделала широкий жест руками. — Ты живешь на вилле, которую купил за деньги, заработанные на чужих страданиях. Ты убиваешь, торгуешь дурью и людьми! Ты сам выбрал быть чудовищем. В этом никто не виноват. Ни мать, как бы ты ее ни называл, ни отец, ни Альвис.

— Большую часть этих денег я отдавал вам. Благодаря мне вы ели досыта, не работали ни дня и носили одежду, которая по карману разве что арабским шейхам.

Руна сжала кулаки. В ее глазах блестели слезы.

— Ты так и не понял, да? Ты знаешь, что я искренне благодарна за все, что ты для нас делаешь. Когда ты возвращался домой, я первая подбегала к тебе, обнимала и спрашивала, что ты хочешь на ужин. Но потом ты перестал возвращаться домой. Да, мы не нуждались в деньгах. Но дело не в них. Дело в том, что каждый раз, когда мне требовалась твоя помощь, я поднимала телефонную трубку, а потом вспоминала, что ты не ответишь на звонок — ведь ты в тюрьме. Роберт Эвард выпустил кишки козлу, который поднял на меня руку, но на его месте должен был быть ты! Ливиан, мой старший брат, самый умный, сильный и смелый! Мой старший брат, который никого и ничего не боится! Мне не нужны твои деньги, если тебя нет рядом! Догнал?!

— Не плачь, Руна. Иди ко мне.

Сестра села Ливию на колени и спрятала лицо у него на груди. Он погладил ее по волосам, поцеловал в лоб и прижал к себе.

— Все хорошо, дорогая. Клянусь именем нашего отца — тебя больше никто не обидит. Я всегда буду рядом.

Руна шмыгнула носом и вытерла слезы со щек, размазывая потекшую тушь.

— Ты больше не сядешь в тюрьму? — с надеждой спросила она.

— Нет. Мне не нравится тамошняя еда. И кровати чересчур жесткие.

— Ты идиот. Когда ты перестанешь доказывать всему миру, что ты мужик?