— Я — Кононов, отец ваших приемышей, — сказал он.

«Ну да, — догадалась Таня. — Наташкины глаза-то». Она встала, подошла к солдату и помогла ему снять заплечный мешок. Кононов осторожно опустил котомку на пол.

— Проходите, садитесь. Чайком напою вас, — захлопотала Таня. — Ребятишки-то уж спят. Надо ли будить? — взглянула она на Кононова.

Тот отрицательно покачал головой.

— Не надо. Мне бы взглянуть только.

Таня подошла к Кононову.

— Вы разденьтесь. Остановитесь-то здесь, наверно?

— А не стесню?

— Какое же стеснение? Места хватит. Дайте я вам помогу, — сказала Таня, заметив, как он болезненно сморщился, высвобождая негнущуюся левую руку из рукава шинели.

Таня повесила шинель, подошла к двери, ведущей в соседнюю комнату, и, подозвав жестом Кононова, отдернула ситцевую шторку.

— Смотрите, все они тут. Малыши рядом в уголке, а вот прямо Наташа.

Кроватка Наташи стояла против двери, и свет падал прямо на лицо спящей девочки. Кононов смотрел на дочь и с трудом узнавал в ней ту маленькую четырехлетнюю девочку с заплаканным пухленьким личиком, которая, прижавшись к матери, умоляюще смотрела на него, когда он, уже стоя на пороге, бросал через плечо грубые слова.

С тех пор прошло два года. Многое видел и перевидел Кононов, но этот детский, еще не все понимающий, но уже осуждающий взгляд забыть не мог.

Наташа спала на боку, лицом к двери, свет потревожил ее, и она откинула голову, так что стала видна тонкая детская шея и под натянувшейся кожей едва приметно обозначались ключицы. Чем дольше вглядывался в дочь Кононов, тем более похожей на мать казалась она ему.

— Лиза… — едва слышно прошептал Кононов, и стоявшая рядом Таня, подняв на него глаза, увидела, как по обветренной его щеке скатилась слеза.

Таня осторожно вышла на кухню, оставив Кононова одного в детской комнате.

А он стоял неподвижно и думал.

Бывает такое у человека, когда за несколько минут вся жизнь пробегает перед мысленным взором и не только прошлое увидится, но и в будущее невольно заглянешь.

Вот и Кононов попытался заглянуть. И то, что он там увидел, показалось ему труднее, нежели все прошедшее. Впереди было одиночество. Дети, его дети, лишившись матери и потеряв отца, нашли мать, и не мог он, не имел права отнять у них мать во второй раз.

Кононов вышел из детской и бережно задернул шторку. Таня стояла у окна; услышав шаги Кононова, она обернулась.

— Откуда вы сейчас, Алексей?

— По совести сказать, — невесело усмехнулся Кононов, — из самого пекла. Из-под Воронежа. Только небольшую посадку в госпитале имел.

«Воронеж» — слово это словно ожгло Таню, но она не успела еще задать вопросов, как Кононов опередил ее:

— С Василием мы в одном взводе были, он помкомвзвода, я командиром отделения.

— Как же он? — кинулась к нему Таня.

Кононов не ответил прямо на ее вопрос.

— Много мне вам рассказать надо, — он вопросительно посмотрел в сторону Феди.

Федя понял, что Кононов хочет поговорить с Таней с глазу на глаз.

— Я пойду в клуб, там сегодня постановка, — сказал Федя, оделся и вышел.

Таня, встревоженная словами Кононова, молча глядела на него. Он сидел, устало опустив голову.

— В последнем бою я вместе с Василием был, — начал он, когда за Федей закрылась дверь. — Страшный бой был. Василий недалеко от меня лежал… Снаряд ударил совсем близко от нас. Мне осколком руку перебило, — он ткнул пальцем в предплечье левой руки, — и контузило крепко. Очнулся я в медсанбате… Василия там не было…

Кононов говорил медленно и глухо, с трудом подбирая слова.

— Из роты приходили, разыскивали его среди раненых… Не нашли… Я потом в госпитале лежал в Казани. Оттуда уже выписали…

Таня в продолжение всего рассказа, не отрывая глаз, с тревогой смотрела на хмурое лицо Кононова и пыталась поймать его устало опущенный взгляд. После слов «не нашли» она бессильно опустилась на стул и спросила срывающимся шепотом:

— Не нашли… Значит, погиб?

— Скорее всего так, — глухо ответил Кононов.

Таня опустила голову на руки и заплакала.

— Говорила мне сестра в медсанбате, троих тяжелых сразу же на санитарном самолете увезли в тыловой лазарет. Может, он туда попал… Только, как она объяснила, по обличию не было среди них Василия. Так что, как мне тебя обнадежить…

Наступившая тишина прервалась резким шипением, Таня встала, не вытирая заплаканного лица, сняла чайник с плитки и поставила его на стол. Собирая посуду и ужин Кононову, она двигалась по комнате с потухшим, остановившимся взглядом, неслышно и медленно, как лунатик.