— Вика, прошу, давай оставим эти пустые лебезения, переливание пустое в порожнее. Я же сказал, что остаюсь при своём мнение, — он на мгновение запнулся и сжал крепче губы, — но тебя, я не могу игнорировать.

Я откинулась на спинку кресла. Никак не могла собрать в кучу мысли, они разбегались, трансформировались в чувство вины, и кажется разочарования, и страха. Одно дело говорить, что я сделаю аборт, а другое идти и делать его.

— Идём? — спрашивает Руслан.

— Ты будешь рядом? — пищу я, теряясь в принятии решения.

— Да, — коротко отвечает он, выходит из машины, обходит её и открывает передо мной дверцу. Я несмело вытаскиваю одну ногу, потом вторую.

11

Налетевший ветер заползает под широкие трикотажные штанины моих брюк, и я начинаю дрожать. Смотрю на золотистые деревья, на пронзительно-синее небо, на проходящих мимо людей, и, не понимаю, что я чувствую сейчас.

Руслан берёт меня за руку, и жар его ладони тут же обжигает мои холодные пальцы. Он ничего на это не говорит, только крепче сживает мою ладонь, и, перехватив удобнее сумку, ведёт к дверям медицинского центра.

И на протяжении всего, того времени, что нас оформляют в регистратуре, проводят в палату, готовят к процедуре, берут кровь, мазки, делают УЗИ, на протяжении всего этого времени, у меня в мозгу долбиться одна мысль: «Я же именно этого и хотела?»

Я односложно и заторможено отвечаю на вопросы врачей, словно нахожусь в каком-то сне.

Лишь однажды выныриваю, когда узист, женщина средних лет, профессионально и сухо рассказывает, про наличие плодового яйца в матке, его рост около пятнадцати миллиметров, а вес полтора грамма, развитие эмбриона правильное.

Руслан, сидевший рядом, при этом, только сильнее сжимает губы, и смотрит куда-то мимо меня.

Через два часа готовы все анализы. Противопоказаний против операции нет. Мне предлагают начать готовиться к процедуре, которая пройдёт под внутривенном наркозом, и вакуумным способом. Милая девушка медсестра, объясняет мне, как всё будет происходить, сколько это займёт по времени, и какие последствия будут после.

Я слушаю её в пол уха, и всё тот же вопрос долбится в моей голове: «Разве ни этого я хотела?»

Руслан практически отключатся от происходящего. Как бы он не храбрился, то, что происходит сейчас, его напрягает, но надо отдать ему должное, он послушно сидит рядом, и даже обнимает меня, сжимая в ладонях мои холодные пальцы. Просто он не здесь, чувствую это.

— Вы готовы, Виктория? — заходит врач.

Мужчина средних лет. Высокий и худой. В модной медицинской форме какого-то лилового цвета, с вышитыми на груди его фамилией и инициалами.

Жохов В.Н.

— Я ваш гинеколог Жохов Виктор Николаевич, — представляется он, учтиво улыбается мне, потом переводит взгляд на Руслана.

— Вы, наверное, супруг?

— Да, — коротко говорит Руслан, даже не пытаясь проявить почтение и приветливость.

— Вы останетесь здесь, а я провожу Викторию в операционную, — и он шире распахивает дверь, в которой виднеется тёмный коридор. Слово я шагну в эту темень, из этой светлой палаты, и останусь там навсегда.

— Прошу вас не нервничайте, — видит он моё состояние, — всё будет хорошо.

Я смотрю на Руслана, и противоречиво хочу, чтобы он запретил мне это делать. Начал орать и материться. Сказал, что у меня отказал мозг, раз я решилась на такое. Но вместо этого он крепко меня обнимает.

— Я буду ждать здесь — говорит он.

И снова в голове: — «Я же этого хотела? Хотела… Хотела…»

Тёмный коридор, сменяется сверкающе белой операционной, со страшным столом с держателями для ног, и с резким запахом антисептиков.

— Мария, помогите пациентке приготовиться, — говорит врач, и ко мне подходит миловидная девушка, правда лица её я уже не вижу, оно скрыто маской. Их тут человек пять. Все без суеты выполняют свою работу.

Мария помогает мне раздеться, надевает медицинскую шапочку, заправляет волосы под резинку, помогает лечь на стол.

Ноги пока мне не задирают, и даже прикрывают простынёй. Меня бьёт озноб, и я всё никак не могу сосредоточиться на зудящей мысли, что бьётся где-то на задворках моего сознания.

Смотрю на белый потолок, и большую операционную лампу, в её многочисленных лампочках я вижу себя. Бледную, напуганную, с большими глазами, и закушенными губами. И вдруг в голове появляется образ Тимура, а потом и Миланы.

Дети мои. Несомненно, любимые.

И эти пятнадцать миллиметров, я тоже кажется, люблю.