Шрифт:
Как же я смогу с этим жить, зная, что у них мог бы быть братик или сестрёнка. А я не дала ему шанса.
— Я не могу, — шепчу, — не могу, не могу.
Глаза наполняются слезами.
— Так Виктория, я ваш анестезиолог, меня зовут Роман. Сейчас я введу вам катетер, и по нему уже введу препарат, — говорит подошедший мужчина.
— А по какому поводу слёзы? — удивляется он и в параллель, делает то, что сказал, втыкает мне иглу в вену, и подсоединяет её к капельнице. — Не переживайте, всё будет хорошо, — открывает колёсико и жидкость из прозрачного мешка, неумолимо несётся к моей вене.
— Не делайте этого, — говорю, а перед глазами всё плывёт, я моргаю, но ничего не вижу.
— Я не хочу, не хочу! — мне кажется, я кричу, потому что в моей голове это звучит именно так. Мне нужно успеть сказать им, что я передумала, пока я не отключилась, но губы будто занемели, а язык не слушается. Звуки вокруг расплываются, и перед глазами расползаются чёрные кляксы.
Нужно позвать Руслана, чтобы он забрал меня отсюда, и из последних сил я кричу.
— Руслан!
Мне кажется, что мой голос звучит высоко и тонко, и чем дольше он звучит, тем больше уже похож на свист. Он тянется и тянется, и мне, как ни странно хватает дыхания, так тянуть долго его имя, а потом я понимаю, что уже давно молчу, а звук, это эхо моего голоса, которое гуляет по пустой операционной. Я вдруг осознаю, что я одна, лежу под простыней, и никого нет рядом, и в животе у меня совершенно пусто.
Я открываю глаза, и мир вокруг вращается.
Где я? Что со мной?
С губ срывается стон. Я прикрываю глаза, но сосредоточится, не получается.
— Царица, — слышу низкий вибрирующий голос, совсем рядом.
Руслан.
И как только, я осознаю, кто рядом, моя память услужливо вываливает всё на меня.
Я задыхаюсь, от этого осознания. От значимости потери. Слёзы непроизвольно текут из глаз, и я громко всхлипываю.
— Вика, ну ты чего? — раздаётся озабоченное рядом. — Болит что-то?
Болит?
Да, у меня сердце болит и душа болит. Я по глупости убила своего ребёнка!
Я вдруг замираю. А и вправду, почему у меня нет не малейшего намёка на боль, там внизу. Понятное дело обезболивающие, но хоть какой-то дискомфорт должен же быть.
Я вновь открываю глаза и тут же встречаюсь с озабоченным взглядом Руслана.
— Руслан, — шепчу я и тянусь к его щеке. Она колючая и тёплая.
— Я просила их остановиться, я передумала…
— Просила? — усмехается он. — Да ты орала на весь этаж! Я чуть не поседел, пока несся в операционную.
— Орала?
— Орала, — подтверждает он, и, склоняясь, целует меня. И его губы, словно живая вода, воскрешают, будят, оживляют.
— Так они ничего не сделали, — с надеждой смотрю на него.
— На месте наши пятнадцать миллиметров, — говорит он, и гладит мой живот, — и даже наркоз ему не повредил.
— Слава богу, — выдыхаю, и опять со слезами, и притягиваю Руслана за шею, — Прости меня! Прости!
— Всё в порядке, — его голос вибрирует у меня в изгибе шеи, — мы резво начали. Мне стоило тебя выслушать, поговорить, я тоже не прав. Но я пиздец, как рад, что ты передумала.
— Спасибо, что дал мне самой это решить, — целую его в губы, потом в щёки и глаза. — Ты не представляешь, сколько для меня это значит, Руслан.
— Я люблю тебя, Вика, — говорит в ответ.
— Я люблю тебя.
12
— Мне, пожалуйста, салат с тунцом на гриле, запечённые мидии, крем-суп «Капучино», пасту с сёмгой, и какой-нибудь десерт на ваш выбор, — перечисляю я заказ официанту, даже не заглядывая в меню. — О, — спохватываюсь я, — и, конечно же, чай с малиной и базиликом.
— Ну, ты и сильна мать! — ни сколько, не стесняясь официанта, усмехается Мара.
А я, ни сколько не стесняясь своего аппетита, глажу свой пятимесячный животик.
— Это, я ещё поскромничала, — возвращаю улыбку подруге.
Мара делает заказ, который вдвое короче моего, и когда официант уходит, снова хмыкает:
— Ну, знаешь, эти щёчки тебе идут!
— Ох, Мара, если бы только щёчки! Видимо в моём возрасте беременность не проходит бесследно, особенно как у меня. Мурику только год исполнится, а у него уже будет новый братик. Но ничего не могу с собой поделать, эта беременность просто манна небесная. Я только ем и сплю. Не хочу обидеть других моих детей, но с Миланой и Тимуром, мне не было так комфортно. А вес… Будем надеться, что потом смогу совладать с лишними килограммами.
— Да уж разогнались вы ребята, — снова усмехается Мара, и под моим завистливым взглядом пьёт белое вино.
Жуть как хочу вина. Белого, сухого. Пусть самого молодого. У Руслана в новый год выпросила бокал брюта.
Боже как мне было вкусно!
— Прекрати так смотреть на мой бокал, словно ты завязавший алкоголик, — смеётся Мара.
— Хочу вина, — стону я, и оборачиваюсь, — где там мой заказ, хоть закушу слюну накатившую.
— Как поживают твои родители, — Мара переводит тему, видимо, желая меня отвлечь от ожидания.