Ты надменно прошла с равнодушным челом.

«Посмотри на страдальца! — я тщетно просил,

Обреченно молил лишь о взгляде одном: —

С пролетающей птицей привет передай,

Весть одну с мимолетным пошли ветерком!»

Ради этой мятежной и гордой души

Отдал душу Джами, не жалея о том.

247

Доколе кровью исходить, о сердце?

Потоки слез кровавых лить, о сердце?

Ты, со слезами глаз перемешалось,

Рвешь вместе с ними жизни нить, о сердце.

Из края в край меня по свету кружишь,

Доколе этот путь вершить, о сердце?

Ты любишь ту, что на Лайли похожа, —

Маджнуна путь тебе торить, о сердце!

Мир таинство любви творит издревле.

Чем можешь землю одарить, о сердце?

Сто нежных гурий ты околдовало,

Всех жаждешь ты приворожить, о сердце.

Джами томится в скорби и печали.

Что делать мне, как дальше жить, о сердце?

248

Язык — толмач, слова — рабы, их смело подчинило сердце.

Ту речь, что мы произнесли, в глубинах породило сердце.

Весь мир и зримое кругом: земля, небесный окоем —

Частица малая того, что в суть свою вместило сердце.

Все проявленья бытия, твою тоску, любовь твою,

То, что написано пером, — волнуясь, сотворило сердце.

Оно — разящая стрела, что луком пущена была,

Рука нам только помогла, но метко цель пронзило сердце.

Познанья дивное вино, что богом пить запрещено,

Его вкушают мудрецы, в него вложило силу сердце.

Свободный от запретов, тот раскрепощенной мысли плод

В своем единственном саду тайком от всех растило сердце.

Джами, ты высказал слова. В них проявленье божества,

Посланье духа самого, что до поры таило сердце.

249

До чаши неба невзначай коснулась пальцами луна —

И песня радостной любви влюбленным сделалась слышна.

Уходит месяц на закат, хмельной от праздничных услад, —

Со мной из чары золотой испей пурпурного вина.

Вино, что ты продашь в тиши, ценней, чем проповедь ханжи.

Ханжа, милей мне торгаши — в них безыскусственность видна.

В одном тебе преуспевать: грехи чужие обнажать, —

Коль их не сможешь замолить, то сам греховен ты сполна.

Знай: недостойно мудреца нам болтовней смущать сердца,

Мудрец и молча говорит, — в молчанье мысли глубина.

Коль в жизни ты не преуспел, людские души не задел —

Себя сумей преодолеть, нам леность духа не нужна.

Джами, на слабеньком огне не сваришь пищу в казане,

Пройдут года, он закипит и раскалится докрасна.

259

Ты нашла себе другого, как теперь мне поступить?

С кем об участи печальной ныне стану говорить?

Мне друзья чужими стали, очерствели их сердца,

Враг стал другом, — всё смешалось, ничего не изменить!

Мы опишем наши чувства на пергаменте лица,

Если нам перо придется с кровью слез соединить.

Нам твердили, что кумиры — воплощенье красоты,

Ты своею красотою мир сумела ослепить.

Объяснить иносказанье вдруг потребует ходжа:

Мысль запрятана глубоко, как невидимая нить.