— Нет, объявляли определённые перерывы. Я не помню, как и сколько, но всё это растянулось на два месяца.

— А если ты не доколол эти уколы и прекращаешь?

— Ну, это уже твои проблемы. Здоровому точно ничего не будет. А если больной — не знаю.

— А какие побочные явления от этих уколов? — допытывалась Ванда.

— Только один — нельзя пить.

— Воду?

— Алкоголь, конечно.

— А укол болезненный? — поинтересовалась Улановская.

— Больно было только раз, да и то из-за непрофессионализма медицинской сестры. Мне кололи абсолютно безболезненно и без следов. Я ходил к родственнице-медичке, и она, посмотрев, сказала: «Удивительно. Без воспаления, без кровоподтёков». Она привыкла, что когда колют, появляется синяк или воспаление. А мне — аккуратно, никаких последствий.

Вернёмся к Ивану Даниловичу, грудью рассекающему утренний прохладный воздух в ускоренном беге.

По пути на Москву-реку Грешнов вспомнил, как одеваясь для пробежки, поссорился с матушкой. Юлия Петровна проснулась вслед за сыном и заметив спортивную сумку, собранную им, строгим голосом сказала:

— Ни в какой Крым ты не поедешь.

— Мама, не стыдно? Деда ведь отец твой родной.

— Не стыдно, потому что, во -первых, всё это блажь, а во-вторых и главных… Пока не было вас, думала о родителях. Появились свои дети, — думаю только о вас.

— Так нельзя.

— Это закон природы. Родители думают только о детях.

— Кто будет думать о стариках? Получается, они никому не нужны?

Юлия Петровна отвела глаза в сторону.

— Успокойся, ни в какой Крым я не собираюсь. Это вещи для съёмной квартиры, — выходя сказал Ваня. — И не просил меня дед ехать в Крым.

«Соврал, да ещё, уходя, дверью хлопнул. Ужас!», — казнил себя Грешнов и удивлялся, насколько подчас бывал несдержан и проявлялось это особенно в общении с близкими.

На правом берегу Москвы-реки была оборудована спортивная площадка с турником и брусьями. Стоял деревянный домик без окон, в котором хранилось «железо», — штанга, гири, гантели.

Рядом с домиком, стараниями Льва Львовича, построили просторную, как деревенская изба, рубленую баню.

Собственно, на эту спортивную площадку Иван Данилович и спешил.

Спустившись по лестнице с высокого берега, Грешнов обратил внимание на шорох в ближайших к тропинке кустах. В следующее мгновение из зарослей выскочила обезьяна и прыгнула ему на грудь. Он еле успел подставить руки, чтобы её принять.

Это была всеобщая любимица, макака Шептункова по кличке Бася. Ваня хорошо её знал, и она всегда с готовностью принимала от него угощение. Бедное животное дрожало и изо всех сил прижималось к Грешнову. Осторожно поглаживая обезьянку, говоря ей слова утешения, Ваня пришёл с ней на спортивную площадку, где уже находились Лев Львович и Олег Официант.

Ласкин был в превосходнейшем настроении, шутил, смеялся, а Шептунков был напуган не меньше, чем его макака.

— Ну вот и она, — сказал Лев Львович Олегу, — а ты переживал, что в Африку убежит.

Хозяин хотел забрать свою подопечную, но Бася что-то оскорбительное по-своему выкрикнув, на руки к нему не пошла и только сильнее прижалась к Грешнову.

Ласкин, добродушно посмеиваясь, заступился за животное:

— Пусть у Вани посидит на руках, не нужно было её бить.

— Так она же… — стал оправдываться Официант.

— Ну и что с того? — Одернул Лев Львович. — Животное не может быть виновато, виноват всегда человек. Видишь, Ивана Даниловича она не кусает. Почему? Потому, что он добрый, хороший человек. Следовательно, кусают только кого?

— Злого, недоброго?

— Или недобрую, нехорошую. Бери обезьянку, погладь, приласкай и никогда не наказывай. Пожалуется, — отомщу.

— Никогда! — С унизительным желанием угодить поклялся хозяин животного и подставил руки. На этот раз Бася с готовностью пошла к Олегу.

— Я тебя не держу, — отвечая на умоляющий взгляд Шептункова, сказал Ласкин. — Иди. Всё потом. И Басе от меня купи лакомство. Заслужила.

Убегая в сторону лестницы, Официант обернулся и крикнул:

— Обязательно! И приласкаю, и куплю лакомство!

— Вот ведь животные, они как дети, не помнят зла. — Глядя в спину убегавшему Шептункову, заметил Лев Львович и повернувшись к Грешнову поинтересовался. — Чего, Иван Данилович загрустил?

— Да дед просит, чтобы я в Крым за помидорами съездил, а матушка собранную сумку увидела, стала ругаться, не пускает.

— Из года в год — одно и то же.

— Да. Как осень наступает, дед Петя говорит: «Вижу „старуху с косой“, напоследок хочу помидоров отведать».

— Они там действительно, особенные. Как говорил сатирик Аркадий Райкин: «вкус спецфический». Мы с Юрой в своё время тоже не раз мотались, помидоры вашему деду привозили. А вот Василий попробовал деда обмануть. Взял деньги на дорогу, а сам купил помидоры на рынке. Оставшиеся деньги прогулял.