А в гостиной идет пока что неторопливый разговор.

О’К р э д и. Как ваши дела, Боб? С русским языком?

Б о б. Подвигаются, сэр.

Показывает раскрытую страницу. На ней буква «Ш».

О’К р э д и. Римское три? И как она звучит?

Б о б. «Ш-ш»…

О’К р э д и. С ума сойти! У них что — все ненормальные буквы похожи на цифры?

Б о б. Это неожиданная точка зрения, сэр. С этой стороны я еще не смотрел на дело.

О’К р э д и. Что скажете, Мэйсон? «Ш-ш»!

Мэйсон машет рукой, резко поворачивается и возмущенным жестом показывает на часы. На циферблате — без 20 минут 11. И одновременно распахивается дверь. Входит Максимов. Он успевает заметить жест Мэйсона и, оценив его, широко и благодушно улыбается. Снимает приветственно шляпу.

М а к с и м о в. Прекрасная погода в Амстердаме. Прекраснейшая!

Рукопожатия, во время которых Максимов каждый раз повторяет: «Прекраснейшая!»

М э й с о н. К сожалению, из-за этой погоды мы потеряли массу времени.

М а к с и м о в (доверительно). В мире ничего не теряется. Если верить закону сохранения энергии. Одни теряют, другие находят. Но все к лучшему. Я, собственно, и вышел погулять… (Жест на сердце.) Теперь все в порядке.

М э й с о н. Жаль, что, несмотря на ваше недомогание, журналисты досаждали вам.

М а к с и м о в. Они и мертвого не оставят в покое.

М э й с о н. Нас почему-то, хотя мы были здоровы, они не тронули.

М а к с и м о в. В самом деле, почему?

М э й с о н. Очевидно, вы чем-то питали их любопытство.

М а к с и м о в. Вы так думаете?

М э й с о н. А что мне остается думать?

М а к с и м о в. Вы правы, а что вам еще остается думать.

О’Крэди смеется.

М э й с о н. Не вижу ничего смешного.

О’К р э д и (холодно). Вот вы и не смеетесь.

Максимов и Мэйсон с О’Крэди садятся за круглый стол друг против друга. Вера и Боб — за отдельные столики за ними, причем Боб садится после того, как галантно подставил Вере стул.

Все ждут, кто же начнет разговор.

Максимов и О’Крэди рассматривают друг друга.

М а к с и м о в. Я вас слушаю, мистер О’Крэди.

О’К р э д и. Мистер Максимов, уже некоторое время назад мы располагали мнением Лондона и готовы были вам его передать, если бы не ваша болезнь. Как я и предполагал, ваше условие было оценено в Лондоне как чрезмерное. Нам пришлось приложить немало усилий, чтобы представить вашу позицию, поверьте, в наиболее приемлемом виде.

Максимов слушает, не отрывая взгляда от О’Крэди.

О’К р э д и. В результате, дабы не затягивать переговоров, я могу предложить обмен тридцати пяти британских офицеров на архангельских заложников, увезенных нами при эвакуации с Севера.

О’Крэди внимательно смотрит на Максимова.

Карандаш Мэйсона делает какие-то записи в блокноте. Если бы мы заглянули в блокнот, то увидели бы, что Мэйсон рисует цветочек, в сердцевине которого число «35».

М а к с и м о в. Около ста человек?

Рядом с первым цветочком в блокноте Мэйсона появляется второй с числом «100».

О’К р э д и. Да.

На лице Максимова почти детское простодушие, когда он спрашивает:

— И все? А что же будет с русскими, арестованными вами в свое время в Персии?

О’К р э д и. Надо еще выяснить их судьбу.

М а к с и м о в. Они увезены вами в Индию.

О’К р э д и (обменявшись взглядом с Мэйсоном). Сложная задача.

М а к с и м о в (так же, как бы апеллируя к Мэйсону). Не увозили бы, не пришлось бы решать.

Мэйсон опускает глаза и старательно начинает рисовать новый цветок.

О’К р э д и. Этим ваши претензии исчерпываются?

М а к с и м о в. Не совсем. Нас еще волнует судьба русских граждан, интернированных вами в Турции, Египте, в английских колониях. (Добродушно, адресуясь к Мэйсону.) Просто страсть какая-то увозить чужих людей.

На листке блокнота Мэйсона уже вырос целый букет.

О’К р э д и. Представьте нам список русских военнопленных в Британии, на которых вы претендуете. А я ознакомлю с ним правительство его величества.