Если бы я планировал прожить дольше следующей недели, я всерьез бы подумал о том, чтобы сменить себе друга.

Джон Роу не ощущает момент. Все здесь, - на площади перед въездной башней, - изнывают от нетерпения. Не только люди, даже животные. Мой конь тревожно перебирает ногами, гнет шею, боченится. Чует близость королевского войска.

Джон тоже едва удерживает свою норовистую кобылу:

– Ух, зараза плешивая!

Звери чуют опасность. Я тоже.

Вот он, мой последний шанс убежать. Инкогнито вернуться в Герру, спрятаться там и жить непримечательной жизнью. Быть может, наняться на корабль. Уйти так далеко, что и представить нельзя. Начать все сначала. У меня бы хорошо получилось.

Сейчас я даже успеваю прихватить сундук из хранилища. Для отца небольшая потеря, но этого золота хватило бы на долгое безбедное существование.

Легкий путь. Очень удобный. Но я так не могу. Если отказаться от чести и имени… От меня тогда что останется? Нет.

Я не могу жить никем. Не могу прятаться от себя, словно червяк под булыжником. Я Анэстей.

Я Анэстей. И в судьбоносный момент своей жизни слушаю болтовню идиота. Джон Роу успел успокоить кобылу, и продолжает трепаться:

– Ну так вот, че я хотел сказать-то? Ах, да! Девица, когда ветры пускает, разрешает поднести к заду свечу. И знаешь, какой выходит фонтан из огня? Как будто не баба. Драконица! Так ее и прозвали. Если пойдешь к ней, обязательно меня позови. Запомни, «Игривая лоза» называется место.

– Сир Роу.
– Перед нами словно из земли прорастает мастер Ватабэ, смотрящий. Правая рука отца в вопросах управления городом и окрестными землями.
– Я полагаю, это не лучшая тема для беседы с Его милостью. Особенно сейчас, когда Его милость ждет прибытия возможной невесты.

Мастер Ватабэ - наполовину кромм. Он бастард, его отец один из прибывших из Река посланников. А мать была замужней дамой из числа местной знати. Ее супругу пришлось признать черноволосого и черноглазого мальчика как своего. На скандальное происхождение городского смотрящего всегда закрывали глаза, потому что кроммам разрешено больше, чем остальным. Они берут все, что хотят.

Мы купили лишь иллюзию воли.

Переняли их моду, традиции и ритуалы… Но каждый здесь ненавидит захватчиков, пусть даже мы, новая знать, обязаны им своим возвышением. В людях Восьмигорья еще звучит голос предков, суровых и свободолюбивых. Но с каждым годом он становится тише. Я с горечью думаю о том, что яд кроммов нас слишком быстро меняет. Впрочем, пока между местными и теми, в ком течет кровь кроммов, сохраняется невидимая преграда. Как между свободными и рабами.

Только с мастером Ватабэ не так. Его считают «своим», арглтонским. Не представляю, как смотрящему удается усидеть на двух стульях. Я знаю, что отец уважает его за ясный ум и многолетнюю преданность.

Сейчас острые глаза мастера Ватабэ с презрением смотрят на Джона Роу.

– Да понял я, понял!
– Выдыхает Джон Роу, поспешно разворачивает коня и возвращается на свое место за спинами сановников более высокого ранга.

– Болван. Но не опасный.
– Вздыхает мастер Ватабэ.
– Ваша милость, завтра я пришлю вам подходящих статусу друзей.

??????????????????????????

С галереи что-то кричат. Ветер сносит слова, но я все равно понимаю их смысл. Дозорные на стене увидели головную колонную королевского каравана.

Я делаю повелительный взмах рукой. Послушно взвывают огромные, горловиной лежащие на земле трубы. К ним присоединяются военные барабаны, высокие, в рост человека. Нас почти оглушает. Лошади снова начинают нервничать и топтаться. Не спасают даже ушные затычки под шапочками.

Внутренние ворота давно распахнуты. Остались только внешние, въездные. Они с величавой медлительностью разъезжаются в стороны. Посередине проема появляется узкая полоса света, становится шире, меня слепит сиянием Солнце… Надо же, кроммы и солнце, как странно. Я тру глаза, едва не поцарапавшись латной нашивкой на перчатке. Когда отнимаю от лица руку, в шипастой арке ворот вижу язык каменного моста.

Пора выдвигаться навстречу гостям. Но где мои отец с братом?! Они давно должны быть здесь. Филиппу положено сидеть на своем вороном жеребце по левую руку, а отец будет держаться на корпус впереди.

Внезапно чувствую всю глубину собственного одиночества. Я не знаю, что делать теперь, когда отец решил задержаться. Годы в Герре размыли мои знания об арклтонском протоколе. До новости о предстоящей женитьбе я не особенно им заморачивался. Сейчас времени нет все эти завитушки учить. Да и нет особого смысла. Пережить бы Турнир, не остаться калекой…

На площади собрался весь двор. Отцы главных семей Арглтона сидят на конях. Для знатных дам построен отдельный навес вроде открытой палатки с удобными креслицами. Те, кто попроще, толпятся, как самая обычная толпа зевак. От челяди они отличаются лишь богатством нарядов. Преимущественно черно-красных, в цветах кроммова флага. Так подчеркиваются и наше порабощенное положение, и проявление безмерного уважения к дорогим гостям. Носить эти цвета можно только завсегдатаям Серого замка.