– А почему вы, собственно, кричите? – возмутилась Мария, пытаясь выпрямиться и не потерять остатки достоинства.

Подняться получилось, с достоинством вышло хуже. И поэтому, наверное, мужчина, торчащий на дорожке из жёлтого кирпича, на её возмущение отреагировал примерно так же, как пёс на окрик. То есть и ухом в сторону госпожи Мельге не повёл.

Он – мужчина, а не собака, понятно, – был странен и не слишком впечатляющ. Одет в футболку с отодранными рукавами, затёртым изображением Эйфелевой башни и надписью, оповещающей, что её владелец любит Париж. Из-под футболки торчали шорты, когда-то бывшие джинсами и ужасно хозяину не шедшие – ну не сочетаются шорты с волосатыми и кривоватыми, пусть даже и мускулистыми мужскими ногами, хоть ты плач. А вот лица очередного посетителя Маша разглядеть не сумела, потому что его занавешивали курчавые, как у барана-мериноса, волосы. Собственно, из-за этой шевелюры, до плеч ещё не доросшей, но топорщащейся шапкой, гость вообще смахивал на мериноса. Ну или просто на барана – это кому как нравится.

Жарко, наверное, в эдакие погоды и с такой-то шерстью.

– Ар-рей, – с угрозой повторил мужчина, на немецкий манер раскатывая звук «р». – Ко мне.

– А почему бы вам не выйти за ворота и не покричать оттуда? – поинтересовалась Мария специальным тоном, каким обычно спрашивала у проштрафившихся подчинённых, не пора ли им поискать новое место работы.

К сожалению, на посетителя тон впечатления тоже не произвёл.

– Представляешь, – выдал мужчина вместо того чтобы устыдиться и благовоспитанно убраться восвояси. – Устроил подкоп под вольером и опять удрал! Я уж доски вкопал, а он и их подрал, Монте-Карло, блин!

– Почему Монте-Карло? – не поняла Маша.

– Потому что роет, как экскаватор! – патлатый в сердцах шлёпнул себя по бедру ремешком, который в кулаке сжимал.

Пёс на крыльце, наконец, соизволил сесть, с интересом глядя на гостя, наклонив лобастую башку к плечу, и опять вывалив язык.

– Может, Монте-Кристо? – сухо предположила Мельге.

– Да один хрен козёл! – не поддался мужчина. – Ну выбраковка, понимаю. Так что, мне его усыплять, что ли, прикажите? Саша, – добавил незнакомец совершенно спокойно и без всякого перехода.

– Маша, – на автомате представилась ошарашенная Мария.

– Круто, – оценил мужчина, провёл пятернёй по волосам, откидывая свои кудри назад, но по достоинству оценить его физиономию Мельге не успела, только и заметила, что он то ли очень смуглый, то ли сильно загорел, да нос… Ну, такой хороший нос, гасконский.

В общем, никаких других подробностей Маша не углядела, потому как зверю на крыльце торчать надоело, он зевнул, потянулся как-то не по-собачьи, а, скорее, по-кошачьи и, никуда не торопясь, потрусил за угол, помахивая помпоном хвоста.

Мужчина коротко, но очень эмоционально выматерился и ломанулся вслед за собакой. Старт он взял приличный, можно даже сказать, олимпийский, мигом скрывшись за домом. Мария постояла, подождала, думая услышать треск кустов и звуки эпической борьбы, но так ничего и не дождалась – оба, и собака, и человек – будто в воду канули.

Маша задумчиво почесала кончик носа, глянула на жёлтую дорожку, потом на ворота, смутно зеленеющими за деревьями, на дом, и пошла к углу, следом за пропавшими.

Но не успела она завернуть за этот самый угол, как её хватил Кондратий.

***

– … только ты нашенскую бери, с синей этикеточкой, – напомнил Михалыч, деловито подтягивая резинку «треников». – Сам-то с тобой не пойду, а то меня Ксанка облает, я ей полтинник с той недели должен, пенсию-то ещё не принесли. Ну ты чё, поняла или сначала разобъяснить?

– Я поняла, – отчеканила Маша, разглядывая «сельпо».

Был он дивной красоты и меньше всего походил на магазин, а больше смахивал на такой типичный дом купца средней руки – Гиляровский, Островский, далее везде. На высоком каменном фундаменте-подклети, первый этаж бревенчатый, совсем без окон, зато на втором их хватало вместе с кружевными наличниками, резными жар-птицами и шикарным петухом на коньке крыши. Сбоку ворота, в которые запросто мог въехать средних размеров грузовик. Дальше ещё одни, но уже железные. А с другой стороны калиточка, тоже в кружевцах. Ну и посередине гвоздик – вполне современное крылечко в искусственном камне и совсем современная магазинная пластиково-стеклянная дверь. Правда, видимо, по летнему времени открытая настежь, подпёртая граблями, а проём занавешен грязноватым тюлем.

– Ну чего стоишь? – Михалыч потёр заскорузлой ладонью шею. – Топай, коль поняла.

– Я другого не поняла, – призналась Мария довольно холодно. – Что вы делали за домом?

– За чьим домом? – тяжко поразился сосед.

Госпожа Мельге даже говорить ничего не стала, просто повернулась к нему, посмотрела эдак длинно.

Пока Михалыч что-то тараторил, за руки её хватал и тянул вот к этому самому «сельпо», уговаривая, что нервы надо непременно «полечить, а то шок стрясётся», Маша соображала плоховато. Вернее, практически никак не соображала. Когда сосед выпрыгнул на неё из-за угла дома, в Марии будто тумблер перекинули: вот была практически вменяемая современная женщина, а вот уже ни черта не понимающая, но перепуганная до всяких пределов субстанция. И стрекотание вчерашнего помощника слышались как сквозь туман, в котором кипели непонятные бабки, волки, зловещие силуэты, учительницы, бело-серебристые звери и патлатые мужчины совершенно маньячно-разбойничьей наружности.

Но перед сельским «гипермаркетом» тумблер щёлкнул и вернулся на место. Туман исчез, осталось глухое раздражение: приехала, называется, в глушь раны зализать и здесь в покое не оставляют! Ей бы тишины, да одиночества аскеты, а тут!..

– Так что вы делали замоимдомом? – повторила Мария, надавив на «моим».

– Эта… – Михалыч снова поддёрнул «треники» и длинно высморкался в пушистую пыль. – Тудыть тебя в качель! Грядочки у меня там, с огурчиками. Чего, думаю, землице-то пропадать. Год гляжу, другой – нету никого из Кислициных. Ну я грядочки и вскопал, а чего? Всем профит, и мне, и это… Так как на счёт синенькой, а? Для поправки, значит, уставших невров, – он так и сказал: «невров» – и в знак благодарности с уважением? Или ты обратно как моя Любка-покойница?