– Терпи, моя хорошая, увидитесь скоро! А сейчас нам пора одеваться.

Облачаясь в наряд невесты, Ярина представляла себя самой настоящей нимфой из мифов и легенд, и совсем не жалела о том, что нет у нее пышного платья, о котором столько рассказывали мама и Марек, что не будет поездок на больших машинах по огромному, шумному городу, ресторанов и пышных фотосессий. Напротив, чувствовала она, что предстоит ей куда большее, куда более важное и красивое, и была за это благодарна.

Тонкий шелк прохладой лег на непривычно открытое тело – белье под наряд невест не надевалось. Считалось, что так девушка становится ближе к природе, и, пройдясь по полю, от матушки-природы вберет в себя все то, что раскроет ее женскую силу и наделит женским здоровьем; что поможет стать невесте хорошей женой и хорошей матерью. Считалось, что и в ночь обряда муж с женой должны быть открыты друг другу как Адам и Ева, не знавшие стыда до грехопадения – не может быть стыда между теми, кто честен друг с другом.

– А по-моему, эти извращенцы знают толк в том, как распалить молодых перед своим «откровением», - в комнату вошел Андрик и окинул стоящую перед зеркалом дочь непонятным взглядом: то ли осуждая и жалея, что не привез для одеяния ткань поплотнее, то ли тайно восторгаясь своей девочкой, вступающей во взрослую жизнь.

Яринка покраснела от слов отца, а Ася заулыбалась, еще больше распаляя смущение дочери:

– Завидуешь, вспоминая нашу целомудренную ночь под одеялком? Лучше порадуйся за свою дочь – ей будет что вспомнить.

– Мам!

– Ася!

– Ну что? – развела Ася руками, глядя на раскрасневшуюся дочь и смутившегося от подобной откровенности мужа. – Я разве не права?

Да права. От одних только разговоров этих Ярина почувствовала, как напрягается ее тело, откровенно проступая под сорочкой, как томится низ живота в предвкушении близости, которую она уже испытала две недели назад. А дальше что будет? Разговоры ее уже раздразнили, воспоминания заставляют прикусить губу, а сейчас еще пройдется в таком виде, понаслушается куда более откровенных наставлений других девушек… Да к тому моменту, когда они с Мареком встретятся, она будет готова не то что в шатре – прямо у костра ему отдаться!

И вот настал заветный час – началось торжественное шествие. На брачную поляну мужчины и женщины шли разными дорогами и в разное время: сначала деревню покидали девушки и женщины – «невесты», а потом уже мужчины – им предстояло «охранять» жениха, следя во все глаза, чтобы до полуночи будущие муж и жена друг друга не увидели. Старики и родители молодоженов в шествии не участвовали – они должны были раньше всех прибыть на поляну и разжечь костер, подготовить молодым в шатре мягкое лежбище, разложить им фрукты и напитки.

Под веселый женский смех и песни покидала Ярина родной дом, чтобы вернуться в него уже замужней женщиной. Рядом шла Агнешка. Ночная вылазка не давала ей покоя, и она нервничала, прятала глаза от сестры, но Ярина этого не замечала – с каждым шагом волнение становилось все сильнее, она почти не слышала что-то рассказывающих ей девушек, не видела, как волнуется сестренка… Она шла и чувствовала, как пробивает мелкой дрожью ее тело. Она плела венок из васильков и тайком оглядывалась, надеясь все ж хоть издали, хоть на мгновенье увидеть Марека. Она танцевала вокруг костра, спускала на воду венок, загадывая желание, – вместе со всеми делала все, что полагается, но мысли ее были далеки от происходящего. Она думала, что каждый миг волнующего ожидания сохранит в памяти на долгие-долгие годы, но на деле оказалось все иначе: будто в плотном тумане, будто по зыбучим пескам шла она к заветной минуте, мечтая об одном – чтобы скорее скрылось солнце, и в отблесках костра появился ее любимый.

Ровно в полночь все стихло. Как по мановению палочки, прекратились пляски и утихли песни – девушки-«невесты», обступив Ярину, выстроились в ряд, ожидая появления жениха. Агнешка, стоя рядом, коснулась руки сестры и крепко сжала…

И вот он появился.

Весь в белом, с венком из белых лилий на голове, он приплыл сюда на лодке в окружении нескольких парней. Яринкино сердечко забилось быстро-быстро, губы невольно растянулись в улыбке, и она едва сдержалась, чтоб не выбежать к любимому навстречу. Но любимый в ответ не улыбнулся. Напряженный, какой-то уставший, он вышел на берег и огляделся – растерянно, будто не понимая, зачем здесь оказался. Кто-то из его друзей подошел ближе, что-то шепнул ему, и Марек, сняв с себя венок, прошелся взглядом по строю «невест», ища ту единственную, которую должен был сегодня назвать своей женой. Скользнув мимолетным взглядом по Яринке, он сделал шаг, потом еще один – уже смелее, – а потом уверенно, отыскав свою невесту, направился вперед.

Ярина прикрыла глаза, не в силах справиться с волнением. Ждала, что вот-вот коснется ее волос его венок, что вот-вот его рука накроет ее руку, чтобы вывести из круга и объявить всем: вот, жена моя любимая! Она слышала уверенную поступь Марека, чувствовала его приближение, как он остановился рядом с ней, как дышит…

– Вот моя жена! – раздался рядом с ней любимый голос.

Она ждала желанного прикосновения, но к ней не прикасались. Она открыла глаза, а он… За руку он держал Агнешку.

***

День у Марека не задался с самого утра.

– Сынок, вставай! Свадьбу проспишь!

Казалось бы, в столь знаменательный день вообще не до сна должно быть, но Марек спал как убитый. А, проснувшись, наконец, около полудня, он и вовсе не понял, о чем сказала мать. Разбитый, как от тяжелого похмелья, он с трудом воспринимал человеческую речь – куда больше походила она на бессвязное жужжанье, раздражающее и ничего, кроме головной боли, не вызывающее. О чем говорит мать? Какая еще, к черту, свадьба?! Друзья ворвались в комнату – веселые, радостные – и тоже заладили про какую-то свадьбу… Марек сидел на кровати и не понимал, что происходит.