Вопреки всему, прекрасное утро. Самое лучшее утро в ее жизни, несмотря ни на что – пусть потом будет стыдно, горько и отчаянно больно, пусть предстоит ей нелегкий разговор с родителями и сестрой, но сейчас, упиваясь лаской привороженного мужа, Агнешка понимала, что именно о таком она мечтала, разглядывая с Яринкой потолок. И вот мечта сбылась. Чужой, привороженный, Марек наползал на нее, пряча под собой от осуждающего мира, согревал человеческим теплом ее мертвую сущность, вторгался в нее, каждым движением выдалбливая, что она теперь его женщина – до одури желанная, единственная во всем мире.

Не знала она, как жаждал он в тот момент утолить непонятную скребущую на сердце тоску.

Чуть поодаль от шатра стоял джип Андрика.

Осунувшийся, постаревший за эту ночь мужчина, вцепившись в руль, ждал «молодоженов». Взгляд его, полный боли и ярости, беспомощности и отчаяния, скользил по перепачканной сажей ткани шатра и по остаткам разбросанного в людском гневе кострища; по лежащему на соседнем кресле платью дочери и контрастно спокойной на фоне ночной вакханалии тихой утренней речке.

Затонированные стекла от стыда не спасали. Смрад случившегося проник в салон и толстым слоем грязи лег на сердце. Сегодня ночью Андрик отвез в больницу мать Марека – инфаркт, сердце не выдержало увиденного на поляне, и неизвестно, выкарабкается она теперь или нет. Когда Андрик вернулся из города, узнал, что младшая дочь чуть не погибла, у чужих людей ночевала, пока старшая, не ведая стыда, с ее женихом кувыркалась.

И при всем при этом он вынужден сидеть и ждать, мириться со случившимся и делать вид, что ничего страшного не произошло, – так Агафья им с Асей велела, дабы не усугублять и без того непростую ситуацию. От такого расклада самому хотелось утопиться. А перед этим – надрать уши Агнешке и хорошенько проехаться по мордахе Марека. Но вместо этого он должен сейчас пойти и отдать Агнешке привезенное платье взамен ее вчера разорванной сорочке.

Сплюнув от досады, Андрик вышел из машины и направился к шатру. Там уже не спали – слышал он и возню, которую ни с чем не спутать, и аханья дочери-блудницы, и ее попискиванья. Не заглядывая внутрь, Андрик забросил в шатер платье и глухо позвал:

– Хватит уже. Одевайтесь, и в машину.

Возня в шатре тут же прекратилась, на мгновенье все замерло, и только перепуганный Агнешкин голосок жалобно, с надеждой и страхом, пропищал:

– Папа?!

– Бес тебе папа, - тихо ответил ей Андрик и вернулся к машине.

Они вышли через несколько минут. Как бы больно ни было смотреть на них Андрику, а все же посмотрел… На дочь свою бесстыжую. На парня, которому, похоже, и вовсе ни до чего дела нет. Агнешка в отцовы глаза посмотреть не решилась, к машине даже подойти побоялась – вышла из шатра и остановилась в нерешительности, до красных пятен сжимая худые плечики; а вот Марек смотрел прямо, без малейшего стыда. Только в глазах у него пустота застыла – словно душу вынули, а тело жить оставили.

В магию и приворот, о котором Агафья твердила, в столь мощную силу собственной дочери Андрик верить отказывался. Да, Агнешка девочка непростая, непросто она родилась, непросто выжила, да и к местам этим намертво жизнью привязана, но ничего колдовского в ней Андрик никогда не замечал, и обвинения Агафьи хоть в том пожаре, в котором погибли братья-оторвы, хоть в этом привороте, казались бредом сумасшедшей старухи. В измену и подлость человеческой натуры верилось куда больше, но сейчас, глядя в эти пустые, безжизненные глаза Марека, он засомневался. Может, и правда, приворожили парня? В конце концов, силу самой Агафьи, которая якобы передалась Агнешке, он уже видел в действии.

– Быстрее, - выкрикнул в их сторону Андрик, и Агнешка, сжимая в руке ладонь Марека, поплелась к машине.

Глава 23

Холодность и колючее молчание отца всю дорогу обжигали Агнешку. Она сидела на заднем сидении машины и безотчетно тянулась к Мареку, ища в нем защиту и тепло, – и он обнял. Андрик, смерив дочь недобрым взглядом, сильнее сжал руль.

Что ждет ее дома, она и представить не могла. Не могла, но очень боялась. Поведение отца настораживало: он приехал, одежду привез, но при этом молчалив и холоден, будто везти ему приходится наизлейшего врага, а не родную дочь. А мама что на выходку ее скажет? Тоже во враги запишет? Тогда почему они не бросили ее? Почему отец приехал? А может, везет он их вовсе не домой? Изгонит их сейчас, и не увидят они с Мареком больше ни домов своих, ни семей.

– Папа… - пропищала Агнешка, но Андрик, поджав от ярости губу, лишь выплюнул со злостью:

– Помолчи.

Ей ничего не оставалось, кроме как примолкнуть, спрятавшись от отцовского гнева в объятиях Марека.

Родные места проносились за окном бесконечным зеленым пейзажем.

Агафья говорила, что колдовская сила истекает как раз из этих лесов и речушек, трав и земель. Казалось бы, сила эта должна оберегать свою человеческую дочь, однако Агнешка не чувствовала никакой поддержки – напротив, ей казалось, что хмурое утро нарочно холодит ее, вымораживает остатки тепла на сердце, а старые липы за окном машины не просто шелестят листвой, а обсуждают ее, перешептываются, осуждают и проклинают. И только рука Марека, обнимая ее, не дает отчаяться. Уткнувшись парню в грудь, Агнешка прикрыла глаза – теперь они оба в опале.

И все-таки их не изгнали – Андрик привез их домой. Агнешка молча вышла из машины и поплелась за отцом, держа за руку на зависть спокойного Марека. В какой-то момент, увидев крыльцо собственного дома, он попытался отстраниться и пойти туда, но Ася, вышедшая им навстречу, схватила его за локоть и быстро, боясь, что парня увидят, затолкала в просторные сени. Агнешке же повезло куда меньше – со слезами на глазах Ася со всей силы залепила дочери звонкую пощечину.

– Ася! – Андрик протиснулся между дочерью и женой и перехватил занесенную для очередного удара руку. – Не надо.