Вайолет

Прошлой ночью я довела себя до тошноты, думая о том, чтобы поговорить с детективом. Меня даже вырвало сегодня утром, прежде чем я оделась. Я даже не осознавала, насколько взволнована, пока солнечный свет не ударил в окно, и я не поняла, что мне действительно придется пойти в полицейский участок и рассказать об убийстве моих родителей. Единственное, что заставило меня пойти туда, это мысль о том, что, может быть, на этот раз их убийство удастся раскрыть.

Когда я сажусь рядом с детективом Стефнером, мой страх превращается в раздражение. Он продолжает показывать мне фотографии, которые я уже видела, задавая мне вопросы, на которые я уже отвечала. Во что были одеты люди, как они выглядели, делали ли они что-нибудь, что могло бы выделяться. Все это есть в его записях, но он заставляет меня пересказывать ему, заставляет заново пережить ту чертову ночь, о которой я ненавижу вспоминать, которая преследует мои сны, мою жизнь, которая превратила меня в этого человека, сидящего здесь, погруженного в себя. Я даже не уверена, зачем он вновь открывает дело, и очевидно, что он даже не читал их дело, поскольку не знает даже некоторых простых деталей.

— Подумай хорошенько, Вайолет, — говорит он. — Ты можешь хоть что-нибудь вспомнить о той ночи?

— Кроме того, что мои родители были убиты? — отвечаю я, откинувшись на спинку металлического складного стула. Он держит меня в маленькой квадратной комнатке с кирпичными стенами, эта комната пропитана запахом чистящего средства и черствого сыра.

Он делает глоток кофе и проливает немного на галстук со смайликом и на белую рубашку на пуговицах. Серьезно. Какой-то чувак со смайликом на галстуке собирается раскрыть убийство моих родителей, которое произошло тринадцать лет назад? Я потеряла всякую надежду, когда увидела этот галстук, и проклинала себя за то, что у меня вообще была надежда.

— Послушай… — Он просматривает мои файлы, не в силах даже вспомнить мое имя. — Вайолет, я знаю, что тебе, должно быть, трудно об этом говорить, но мне нужно, чтобы ты попыталась вспомнить хоть что-нибудь, что могло бы быть полезным.

Я наклоняюсь вперед, скрестив руки на столе между нами.

— Трудно ли мне говорить об этом?? Прошло тринадцать лет. Я практически ничего не помню о своих родителях, не говоря уже о том, что произошло в ночь их смерти. — Я такая чертова лгунья.

Он смотрит на меня с сочувствием.

— Мне очень жаль

Я отталкиваюсь от стола и встаю на ноги.

— Жаль за что? Что я сирота? Что у меня нет семьи? Что я скиталась по приемным семьям? Что я та, кто нашел моих родителей мертвыми? Или что вы не можете вычислить человека, который стал причиной всего этого? — Я отодвигаюсь от стола, и ножки стула скрежещут по испачканному линолеуму. — Мне не нужно, чтобы вы жалели меня. Что мне нужно, так это не быть здесь, вспоминая то, что я похоронила давным-давно.

— Вайолет, пожалуйста, успокойся и хорошенько вспомню ту ночь, — говорит он, поднимаясь на ноги и взъерошивая свои светлые волосы. — Все, что ты вспомнишь, может быть полезным.

Я поворачиваюсь спиной к двери.

— Наклонись ко мне. Прислонись ко мне. Возьми. Помоги мне. Мне нужно понять. Помоги мне. Я не могу сделать это без тебя.

Он беспомощно смотрит на свою стопку бумаг, просматривая их.

— Прости, Вайолет, но я не понимаю… Это песня?

— Да, это песня, придурок. — Я рывком открываю дверь. — Женщина пела ее в ту ночь, но это уже должно быть в вашем деле, если вы все это прочитали. Итак, мы закончили?

Он колеблется, потом кивает, и я направляюсь к выходу.

— Подожди, Вайолет, еще кое-что, — кричит он, и я останавливаюсь, но не оборачиваюсь. — Я просто хочу, чтобы ты знала, что ты можешь увидеть кое-что о повторном открытии дела в новостях.

Я оборачиваюсь.

— Что?

Он складывает свои бумаги обратно в папку.

— Иногда мы думаем, что полезно объявить об этом общественности в надежде, что кто-то выступит с информацией.

— Тринадцать лет назад никто не сообщал информацию, — горячо говорю я. — Зачем им это делать сейчас?

— Время обычно делает людей менее боязливыми, — говорит он, собирая свои бумаги в руки. — Я просто хочу, чтобы ты знала, чтобы ты не удивилась, если увидишь что-то.

— Что ж, спасибо, что подумали обо мне, — саркастически говорю я. С этими словами я выхожу, хлопнув за собой дверью.

Я вытаскиваю телефон из заднего кармана и почти бегу через полицейский участок. Я набираю номер Люка, выбегая из парадной двери, и солнечный свет заливает меня. Это единственный номер, который я когда-либо записывала в своем телефоне, кроме номера Престона и моих постоянных покупателей. Странно звонить ему, но немного успокаивает то, что на самом деле есть кто-то, на кого я могу положиться. Этим утром мне было немного не по себе от того, что я почти не разговаривала с ним, но я ничего не могла поделать. Меня слишком тошнило, и я отвлеклась, приходя сюда, и мне было неловко из-за нашего поцелуя. Я никогда раньше не чувствовала себя неловко, обычно это я заставляю людей чувствовать себя неловко.