— Хорошо. А теперь впусти меня.

На лице эльфа, решившего, что Альвэйр собрался будить измученную девушку, промелькнула жалость, но он всё же отступил в сторону.

Уже светало, потому Альвэйру была прекрасно видна вся обстановка комнаты и девушка, лежащая на кровати. Её ступни белели на фоне тёмно-зелёных простыней. Невольно, не в силах контролировать направление своего взгляда, он обратил внимание на другие обнажённые участки кожи — изящные кисти рук и молочно-белую кожу ключиц и шеи.

Он отвернулся. Эта белизна будила в нём позабытые чувства.

Эльфы не были так подчинены плотским желаниям как люди. Они созревали поздно, теряли интерес к постели рано и могли веками воздерживаться от занятий любовью.

Но он хотел её всю — для себя. И был не в праве осуществить это.

Он не знал, как объяснить это Эльрис. Как объяснить, что она немыслимо, несправедливо дорога ему. Настолько, что он готов стать врагом короля. Но при этом он не может сделать её своей женой.

Прекрасный облик Олиэ всё ещё стоял перед его глазами.

Он знал, что она желала бы видеть его счастливым.

Но разве благословила бы на счастье с человеком?

Люди изнасиловали её и вырезали их нерождённого ребёнка из её чрева. Он знал, какое бессилие, гнев и отчаяние владели ею перед смертью. Ненависть к людям охватила её всю — от того, что она не в силах спасти и защитить то, что должна.

Олиэ умерла сломленная и с разбитым сердцем.

А он не пришёл спасти её.

Этот груз не исчезнет никогда до скончания времён.

Иногда он был уверен, что совершил преступление. Не противься он браку с принцессой, Эльрис стала бы женой другого эльфа. Эльфа, у которого нет неподъёмного прошлого на плечах. Он полюбил бы её не меньше, чем сам лорд. Альвэйр был уверен в этом. И эта мысль болью отзывалась в его сердце — когда он представлял её с кем-то другим.

— Так сделай же её своей, — он услышал усталый голос в своей голове, в котором эльфу чудилось ещё и странное нетерпение. — Ты не сможешь быть ей стражем вечность и множить её несчастье.

Странно было слышать от него такое. Альвэйр знал, что тот, другой, любил Олиэ не меньше него.

— Поэтому мне люди и нравятся больше эльфов. Они больше похожи на нас — не вязнут в прошлом и будущем, когда есть настоящее.

Мужчина усмехнулся, несмотря на боль терзающую сердце.

— Ты слишком предвзят, потому что сам наполовину человек.

— Возможно. Но не пожалей потом о своей медлительности, — голос сущности прозвучал почти угрожающе. — И не говори, что я тебя не предупреждал.

Альвэйр ничего не ответил. Лишь укрыл спящую девушку одеялом и принялся ждать её пробуждения.

В тот день я слишком устала, чтобы в действительности бояться. Сон сморил мгновенно, но вместо благостного забытья принёс смутный сгусток видений, бередящих сердце.

Когда я открыла глаза, в душе разлилась досада. В башне Альвэйра я видела столько вариантов путей, что не счесть. Были среди них и те, где меня разоблачали — смутно я помнила их. Но они утекали сквозь пальцы, отказывались выстраиваться в единый рисунок

Ибо всё внимание в те минуты было приковано лишь к Альвэйру в моей судьбе.

Это было так не похоже на меня — настолько сосредоточиться на ком-то, что забыть о себе.

Послышался шорох одежды, мой взгляд метнулся к окну, и я застыла, разглядывая тёмную фигуру в сером сумеречном свете.

— Доброе утро, — чуть усталый голос мужчины казался мне странно мягким и успокаивающим, хотя губы его вновь сложились в непримиримую, упрямую линию.

Я отвела взгляд, внезапно вспомнив их прикосновение.

Туманные ленты его чувств простёрлись ко мне, будто руки, желающие обнять… Но я не сняла щит, помня о своём обещании самой себе и ему — пока… нет, больше не читать чувств эльфа даже так.

— Доброе утро, мой лорд, — негромко произнесла я, чуть склонив голову на бок. Альвэйр не мог видеть этого, но всполохи его чувств гладили мои скулы, касались волос и плеч. И хотя я не ощущала и самой малости того, что таилось за лентами тумана, обвивающего меня, всё было понятно и так.

Он просто хотел касаться меня. Утешить. Уверить, что всё в порядке.