Её помощницы скользнули внутрь. Поперхнувшись от подобной информации, на автомате закрыла за ними дверь. Это кто же снимает мерки с моего тела на глаз? Вспомнила, кто заказывал платье вместе со всей этой шумихой и рассерженно фыркнула. Дознавателю явно нечем заняться, раз его глаза смотрят совершенно не туда, куда им следовало бы смотреть.

— Меня зовут Джаннет, — протараторила эксцентричная особа, — и у нас есть ровно два дня для того, чтобы превратить вас в красавицу. Не станем медлить.

Она молниеносно подошла ко мне и стала невозмутимо ощупывать кожу рук, поворачивать лицо влево и вправо, при этом взгляд её продолжал выражать недовольство. Нервно отступив от неё на шаг, нахмурилась. Такое бесцеремонное отношение было очень неприятно. Появилось стойкое ощущение того, что я была добротной лошадью на базаре, которую рассматривал привередливый покупатель, не желавший, чтобы его надули. Ещё немного и она мне в рот заглянет, проверяя все ли зубы на месте. Понимая абсурдность этого предположения, всё же невольно стиснула челюсти покрепче. Заметив это движение, Джаннет затораторила с усиленной быстротой:

— Послушайте, милочка, если вы считаете, что отсутствием своего сотрудничества вы нам помогаете, то глубоко ошибаетесь. Я отменила многие предложения, чтобы заняться именно вами по личной просьбе лорда Лукаса Сиринского. Понимаете? — Она сделала многозначительную паузу, во время которой, очевидно, я должна была всё понять и раскаиться в своём неблагодарном поведении.

Однако полный титул дознавателся заставил меня только болезненно поморщить нос. В течение пары дней его имя мелькало и так слишком часто, вызывая негативные ассоциации.

Оценив моё молчание, Джаннет нанесла последний удар:

— Кроме того, ваше тело находится в просто ужасающем состоянии! Никакого лоска, налёта светскости. Ничего! Это срочно нужно исправить. Вы же понимаете, что не можете в таком виде, — она неясно взмахнула руками, — сопровождать господина Шерсара Даллийского?

О, могу. Ещё как могу. Эта дамочка за две минуты оскорбила меня больше раз, чем василиск за всё наше путешествие. И теперь мне из духа противоречия хотелось показаться на балу, как лохматому чудовищу в помятом платье. Не хватает лоска, манер, чопорности? Того, чего аристократом прививают целыми поколениями? Крайне интересно с чего эти качества непременно должны были быть у меня. Хотя допускаю, что высочайшего полёта амбиции могли появиться даже у нищенки. Но вот светскость....

— Семиликие, какая упрямая девица! — Страдающе закатила глаза Джаннет. — Ну хватит. Снимайте с себя вот это... — указав пальцем на мою одежду, женщина произнесла последнее слово так, словно ей и смотреть на подобное безобразие было больно, не то что говорить о нём, — и идите в ванную комнату.

— Зачем? — Спросила с подозрением.

— Затем, что ближайшие пять часов вы будете бесприкословно выполнять то, что я говорю. А после делайте, что хотите. — И увидев, что я всё ещё стою на месте, возмущённо замахала руками. — Ну-ка, брысь в ванную комнату!

Пять часов! Это звучит как целая вечность. Тряхнув головой, подчинилась настойчивому требованию Джаннет, понимая, что чем быстрее она получит желаемое, тем скорее уйдёт.

— Ваш кот неагрессивен? — Раздался пронзительный женский голос, который явственно слышался даже через толстую дверь.

Хотелось бы мне, чтобы Лютик пожелал поиграться с её шуршащим платьем. Но, подумав, произнесла громко:

— Нет.

К сожалению, пушистик не любил играть с молодящимися визгливыми женщинами. По крайней мере раньше я такой тяги не наблюдала.

— Никогда прежде не видела подобного! Нет ни одного целого ногтя!

Джаннет рассматривала мою руку, то приближая её к глазам, то отдаляя. При этом её брови изогнулись, выражая чрезвычайное изумление. Такое ощущение, словно перед этой щепитильной женщиной, нагло всхрапывая, спал самый настоящий ледяной демон, которым пугают несмышлёных детишек.

Внимательно пригляделась к своей руке, но не заметила там ничего кроме тонких пальцев с обломанными ногтями. Впрочем, это было весьма закономерно. Если ты спасаешь свою жизнь от проклятого чёрного пламени, то вряд ли задумываешься над тем, в каком состоянии находятся твои руки. Но что могла знать я о столичных идеалах красоты, которые с неумолимой беспощадностью требовали от модниц невероятных жертв? Что-то подсказывало мне, что если бы Джаннет видела, как с громким вскриком я вылетаю из окна эльфийского дворца, то она, наверняка, потребовала бы падать изящнее. И совершенно неважно, что отмостка безразлична к эффектным полётам, а всё удовольствие от увиденного зрителям всё равно испортит неминуемое приземление.

Вот ушастые обступили меня и наперебой о чём-то спорят. Мириам вне себя от ярости кричит на подчинённых, требуя убрать это уродство. Правильные черты лица неприятно искажаются от той ненависти, с которой эльфийка произносит последнее слово. Её чувства мне понятны. Она хотела впиться в лицо мнимой соперницы, но теперь остроухая лишь испачкает руки в красном месеве. Задерживаюсь взглядом на её ногтях. Идеально подпиленные полумесяцы пугают своей изощрённой симметрией. Наверняка, Мириам затачивает их, словно дикая кошка, с весьма прозаичными целями.