Я обращалась к ним, плотно зажмурив веки и вложив все оставшиеся душевные силы в одну единственную просьбу. И каждое моё слово было отчаянной мольбой, обращённой к чужим демиургам, которые имели власть над его душой. Спасите его. Пусть он будет счастлив, потому что этот мужчина заслуживает этого. И мне казалось, что семь бесстрастных масок согласно кивнули, спрашивая, что они получат взамен.

— Заберите крылья, — шепчу, — заберите крылья.

Мгновение и ничего не происходит, а затем тело пронзает резкая боль, будто кто-то выдернул из ещё живого тела хребет. Помутневшим взглядом оглядываясь вокруг и различаю дымчатые силуэты людей. Реальность двоится, сводя с ума.

Наконец чьи-то сильные руки, оставляя лиловые отпечатки на теле, выдергивают меня из этого кошмара. Кому Лютик позволил подойти ко мне?

С трудом вырывая из моих побелевших пальцев рубаху Адриана, кто-то отрывает меня от него и берёт на руки. В нос ударяет знакомый аромат. Под ногами хрустят замёрзшие хвоинки. Так пахнет заиндивевший сосновый бор. Василиск крепко прижимает вздрагивающее тело к себе и гладит по волосам. Встречаюсь с его жёлтыми глазами и не узнаю их. Маска треснула. В человеческих глазах отражается лишь испуг и безумное облегчение.

Разлепляю спёкшиеся губы и хочу что-то сказать, но из горла вырывается лишь сипение. Василиск нежно целует меня в лоб и, прикоснувшись указательным пальцем к виску, что-то шепчет.

Спасительный сон гасит истощённое сознание.

Пробуждение далось нелегко. Сил едва хватило на то, чтобы приподнять свинцовые веки.

Сквозь тёмные портьеры пытается пробиться первый солнечный луч. Я нахожусь в отведённой мне дознавателем гостевой комнате. Тонкое одеяло прикрывает обнажённое тело. Лютик свернулся пушистой горой в ногах и тихо посапывает. Кровать угрожающе трещит, грозя в любую минуту не выдержать и развалиться на части. Но попробуй объясни это барсу — видимо, даже большой кот в душе остаётся крошечной кисой.

Пытаюсь вспомнить, как оказалась здесь, но очевидно, к тому времени целебные чары уже действовали. Перед глазами появляются страшные каринки вчерашнего дня. Грудь сдавливает болью и только. Все слёзы давно высохли. Осталось лишь бесконечное ощущение пустоты и одиночества. Кусака всхрапывает и подёргивает усами, напоминая о своём присутствии. Должно быть, во сне он гоняется за Рони и недовольно фыркает.

Медленно подтянув ноги, со вздохом поднимаюсь с кровати. Всё тело ломит, словно каждую клеточку тела растягивали и скручивали, причиняя боль. С трудом удержавшись на ногах, прикрываю глаза, чтобы комната вновь не уплыла из под ног. Прислушиваюсь к себе и устало понимаю, что чары действуют до сих пор. Беспросветное молчание сменилось горьким привкусом на губах. Магия не может исправить всего — это лишь временная пилюля, которая замораживает сознание. Она может подчинить, загипнотизировать, отключить какие-то чувства, в конце концов, но не изменить их. Так далеко чародеи зайти не могли.

Зеркало, стоящее возле комода, отражало высокую и стройную красавицу. После мучительных процедур Джаннет волосы цвета воронова крыла лоснились и тяжёлой волной укрывали плечи, на коже не было ни одного изъяна — она была несколько бледной, но ухоженой. И только глаза выдавали меня... В них была чёрная бездна тупого безразличия, бесконечная усталость.

С отвращением отвернулась от отражения. В голове роились тысячи вопросов. Кто? Зачем? Но даже ответы на них ничего не исправят. Месть и горькая правда не сделают жизнь счастливее, только окончательно растопчут её своими тяжёлыми сапогами.

Хотелось только одного: схватить Лютика и бежать отсюда без оглядки. Ничего не взяв из этих проклятых вещей. Шагать, не останавливаясь ни днём ни ночью. Брести до тех пор, пока вокруг не будет ни одной человеческой души. Только могучие стволы елей, пронзающие безоблачное небо, и бурные потоки ледяных рек.

Но это было невозможно. Обязательства, данные кому-то, удерживают нас лучше всяких пут. Завтра всё закончиться. И мы наконц-то будет свободны.

Робкий стук в дверь отвлекает от размышлений. Барс встревоженно поднимает голову и поводит влажным носом.

— Войдите, — говорю хрипло и не узнаю свой голос.

В проём робко проскальзывает Линси. Она одета в нежно-зелёное платье, которое обволакивает её чуть полную фигурку. Русые волосы как всегда убраны под капот. Девушка встречается со мной взглядом и, замерев на миг, всплёскивает руками. Ни слова не сказав больше, она бегом преодолевает разделявшее нас пространство и горячо обнимает меня.

— Я знаю, милая, знаю. Как же тебе больно, — мелодичный женский голос разрывает тишину комнаты.

Линси ласково гладит меня по плечам и что-то проговаривает, успокаивая. Её тонкие пальчики нежно касаются головы, и я, вздрагивая, обнимаю её в ответ, уткнувшись лицом в девичье плечо.

— Нужно быть сильной, Сая, — впервые называет меня по имени.

И, оторвавшись от неё, едва сдерживаю рвущиеся наружу рыдания. В печальных голубых глазах Линси стоят слёзы, а затем они крупными каплями скатываются по щекам. От мысли, что рядом есть человек, разделяющий моё горе, становится легче дышать.