— Издеваешься? — цежу сквозь зубы, удерживая на плечах убийственный вес платья, увешенного драгоценными камнями. Не маленькими, в пару карат, а величиной с треть ладони.

— Зато мы добились желаемого эффекта, — улыбается изувер.

Жаль с ним не поспоришь. Из-за громоздкости бального наряда передвигаюсь я очень медленно. В результате видимой «плавности» получается «та самая» походка Алзеи.

Хорошо. Плохо другое: весь бал с такой тяжестью на плечах не пережить!

Увы, мои стенания игнорируются. Когда наступает знаменательный день, в экипаж я сажусь не без помощи спутника. Двигаюсь, как Алзея, говорю, как Алзея, выгляжу, как Алзея. Последнее — благодаря магическому крему, позволяющему изменять внешность. Созданный им образ продержится до тех пор, пока не смою его раствором, заговорённым на отворот.

Щёлкает задвижка дверцы экипажа. Сев напротив, импозантно одетый Маг стучит по бронзовому кругу, и мы трогаем в путь. Я нервничаю. Одно дело — выполнять обязанности жрицы в обители, где законы и порядки на твоей стороне и каждое действие чётко выверено, совсем другое — оказаться на незнакомой территории, во дворце, перед великосветской публикой, жадной до сплетен и интриг.

Мне как никогда страшно. И паника растёт, чем быстрее мы отдаляемся от особняка. Когда же равняемся с пульсирующим беловато-жёлтым барьером, окружающим владения Грёжес, аристократ неожиданно останавливает элькайя, открывает дверцу, берёт меня за руку и тянет за собой, в лёгкий пас облегчив вес платья. Недоумевая, спускаюсь за ним на сырую землю.

Рассвет только занимается, воздух прохладен и влажен. Лёгкий туман обнимает высокие стволы еловых деревьев.

— Тебе необходимо успокоиться, — Маг направляется к высокой «стене», сотворённой провидческим камнем Окольса. Я иду следом. И, прежде чем успеваю сориентироваться, мой спутник мягко кладёт мою ладонь поверх пульсирующей вертикальной поверхности, и пальцы, порождая круговые волны, сразу погружаются в плотное тепло.

Восторг — яркий, слепящий — опаляет светлым жаром и таким чувством защищённости, что все тревоги сразу меня оставляют. Поддавшись небывалому облегчению, я смеюсь, вспугнув с ближайшей ветви щебечущих птиц. Окружающий мир для меня наполняется красками. Он оживает, дышит, оберегает. Больше не страшно.

Маг, наоборот, мрачнеет.

— Ариш, ты счастлива? — спрашивает угрюмо.

Не он ли хотел прогнать мои тревоги?

— Очень! — переполняет душу немыслимая радость.

Приблизившись, мужчина неожиданно резко притягивает к себе. Скользяще целует в губы, отстраняется и проводит тёплой сухой ладонью по моей щеке.

— Ты сладкая, — говорит задумчиво.

— Должна горчить? — отзываюсь шутливо, не в силах освободиться от кружащего душу веселья.

— Должна, Ариш! — проскальзывает злость в его голосе. — Если госпожа Грёжес изменила королю, как он считает, твои губы обязаны отдавать горечью совершённого греха.

— Значит, она невиновна? — недоумение усмиряет эмоции.

— Барьер, окружающий владения Грёжес, состоит из чистейшей светлой энергии. Достаточно лёгкого прикосновения, чтобы невинный сердцем впитал в себя волны радости, а посланник бездны превратился в пепел. Даже Тёмный. А если женщина или мужчина, несущие в душе грех измены, дотронутся до проявления Окольса, их губы напитаются горечью, ощутимой при поцелуе.

— Ты устроил мне проверку? — неприятное откровение, перерастающее в возмущение. Мои эмоции? Не уверена. Солидарность? Есть! Влепить пощёчину и отвести душу!

Рука остановлена на полпути. Маг примирительно шепчет:

— Я ничего не планировал, просто хотел успокоить тебя. А потом поддался импульсу.

— Ты или монарх? — цежу раздражённо. И, не дожидаясь ответа, из разумных соображений усмиряю гнев. Ругаться не время и не место. Подвожу итог: — Измены не было. И всё же монарх уверен в обратном, а госпожа Грёжес молчит и разъяснять ситуацию явно не собирается. Почему?

Амулет под белой рубашкой Мага чуть сияет.

— После бала разберёмся, — говорит он до зубного скрежета резко.

Вернувшись к экипажу, мы всю оставшуюся дорогу молчим. Не представляю, какие мысли одолевают моего неулыбчивого спутника. Свечение под рубашкой угасло, только менее холодным мужчина от этого не стал.

«После бала», — сказал он.

Сжимаю пальцы в кулак, невольно комкая атласную ткань юбки. Как вернусь в особняк, я обязана установить связь с подселённой душой. Неведение меня больше не устраивает. Противоречия надоели. Перепады настроения Мага в печёнках сидят! Его злость и доброжелательность — дикий контраст.

Прошедшие две недели, пока мы формировали образ Алзеи, я грелась в лучах его улыбки. Где-то спорила, порой возмущалась, противясь растущей с каждым днём симпатии. И всё же, отрицать глупо, привыкла к спонтанным объятиям, ненавязчивым, порой мимолётным прикосновениям. Поэтому увидеть его вновь раздражённым — что в ледяную прорубь окунуться! И это неприятное ощущение сохраняется всю поездку и много позднее, пока нас принимают при дворе и с удобством размещают в отведённых апартаментах. Холодок отчуждения истаивает только к вечеру, когда мы оба, облачённые в дорогие одежды, направляемся в бальную залу, уже изрядно заполненную.