Ко всему прочему секира, что должна помогать своему хозяину в бою, быть продолжением моей руки не желала. То внезапно становясь тяжелее при замахе, то наоборот настолько легкой, что я теряла контроль, упуская нужный для нанесения удара момент. Впрочем, я еще до тренировки поняла, что с Бейниром не будет легко. Когда стояла, словно блаженная с протянутой рукой, пытаясь призвать оружие, которое как лежало где его вчера оставили, так и продолжало лежать.

— Уважение не так просто заслужить, — пробасил Свэн на все мои вялые потуги оправдаться.

И вот теперь я с самого утра пыталась найти компромисс с оружием, чье уважение заслужить, казалось таким же не реальным, как стереть вязь с правого запястья.

— Cледи за движениями противника! — едва уловимым рывком Свэн ушел с траектории атаки, сместившись влево, а демонова секира, вновь меняя вес, увела меня далеко вправо. Да чтоб тебя дхары драли! Это точно легендарный дар или все же легендарное проклятие? Я размахнулась и всадила острие в землю. От удара волна ветряной магии разошлась в стороны, снося стражников с ограды плаца.

— Ульрэя, ты слишком поддаешься эмоциям! — с укором произнес наставник, он в противоположность этим зевакам даже не пошатнулся. — Где твой самоконтроль?

— У меня все под контролем! — рявкнула я.

— Ой ли? — Не поверил Свэн. — Тогда почему сегодня ночью сад покрылся инеем и гребанные казармы промёрзли так, что я почувствовал себя как дома, в отличие от южан? Можешь и дальше вещать байки своим служанкам, про волка и погром в спальне, но мне не заливай, я-то знаю, что такую стужу приносит только северный ветер. Ничего не хочешь мне рассказать?

Здоровяк пытливо буравил меня взглядом, а я продолжала молчать. Да и чтобы я могла ему поведать? Что из равновесия меня выбил странный сон или цветок из этого сна? Так мало ли каким ветром его занесло, спонтанный выброс магии он на то и спонтанный, ибо не контролируемый. Уж не знаю, что наставник увидел в моих глазах, но в конце концов сдался:

— Хорошо, на сегодня достаточно, можешь идти отдыхать.

Облегчено выдохнув, попыталась поднять секиру, увы, та не поддалась. Потянула сильнее, но острие будто вросло в землю. Похоже, соратнику не понравилось грубое обращение, и теперь он изволил обижаться. Так и дергала за рукоять минут пять, пока Свэн не подошел:

— Ну и? Чего дергаешься как припадочная?

— Не могу поднять, — созналась я.

Здоровяк огладил бороду. Бросил взгляд на меня, потом на секиру, посмотрел на стражей, которые вновь столпились у ограды, снова на секиру и вдруг сказал:

— Здесь оставь. Пойдем-пойдем, — обхватил меня ручищей за плечи и развернул в сторону выхода. Он почти довел меня до дверей замка, когда с плаца раздался громкий хлопок и панические крики.

— Вооо бараны, — радостно заулыбался Свэн. — Кто ж в своем уме к чужому магическому оружию лапы тянет?

Я возвела глаза к небу, видимо правду говорят: сделать южанину гадость, для северянина в радость. По крайней мере, градус настроения этого конкретного северянина только что, определенно, скакнул ввысь. Вопреки моему, мне еще предстояло пережить завтрак в кругу "любящей" семьи. Однако, благодаря своеобразной заботе Здоровяка, который не щадил меня в это утро, через усиленные тренировки пытаясь выбить всю дурь, я наконец вспомнила про извечную поговорку деда «горячее сердце, холодный разум». Что позволяло надеяться на то, что семейная утренняя трапеза не перерастет в чьи-нибудь поминки.

«Горячее сердце, холодный разум» — любил повторять ярл Ледяных чертогов, каждую нашу тренировку, когда я, отчаявшись затронуть магией хоть прядь его волос, выходила из себя. Бесновалась, совершая ошибку за ошибкой, растрачивая попусту магический резерв. Но даже тогда, стоя в эпицентре бушевавшей, неконтролируемой стихии, он всегда оставался спокойным. Не позволяя эмоциям взять над собой верх.

Я стремилась быть похожей на него, хладнокровной, сдержанной. Боролась с собой и каждый раз проигрывала этот бой. Во мне будто жил огонь, который не позволял проникнуть в душу броне из хлада. Растапливал ее и расползался пожарищем, стоило только мне потерять контроль. Однажды я сказала ему об этом.

"Несмотря на то, что в твоих венах течет и моя кровь, ты никогда не сможешь стать такой же. Твоя стихия ветер. Он порывист и переменчив, свободолюбив и не любит подчиняться. Его нельзя усмирить, от этого он никогда не станет покорным. С ним можно только договориться. Как и ты Ульрэя. Тебе не нужно становиться кем-то другим. Мастерство оттачивается годами. Пройдет время, и ты научишься руководствоваться не только сердцем, но и разумом".

Годы шли, но по-прежнему в борьбе между разумом и сердцем, все время побеждало последнее. Вот и после купальни, когда меня облачили в южные шелка, предварительно затянув потуже шнуровку корсета, отчего мои без того большие глаза грозили вовсе выкатится из глазниц, я неустанно повторяла: «Горячее сердце, холодный разум». Словно это молитва, способная уберечь от всех грехов разом. Первым, из которых маячил — «не убий»!