На первый взгляд – ответ очевиден. Но если копнуть глубже, то сейчас уже было три часа дня, и, прежде чем идти на рандеву с Федосом, я полдня бродил вдоль железнодорожных путей с бригадой обходчиков и беседовал с ними на предмет улучшения условия труда и быта на нашей, дубровицкой дистанции пути. Ну, и в целом – о надеждах и чаяних молодого поколения железнодорожников – бригада-то была сплошь комсомольская! Так что беляши с жареным горохом и пиво засчитывались у меня вместо обеда. Личные дела и работу я не мешал – это правило такое. Сначала дело, необходимое для физического выживания тушки реципиента, а потом уже – великие планы и глобальные свершения. Но поди расскажи это быстро закипающему начальству? Даже если я покажу Сергею Игоревичу исчерканный заметками блокнот – ни разу не поможет. Буду четвертован, выпотрошен и оставлен на съедение привокзальным собакам.

Скрывшись в туалете, я пропустил шефа и водителя мимо, подглядывая за ними сквозь крохотную щелочку. Улучив момент, шмыгнул к входной двери и успел заметить заговорщицкий и одобрительный взгляд Анатольича. Этот жук мне даже подмигнул и принялся тыкать пальцем в какие-то закуски на витрине, отвлекая внимание шефа.

Когда главный редактор, потяжелевший и довольно благодушный, заявился в редакцию, я уже заканчивал неплохую статью с уродским заголовком. «Молодо, но не зелено: комсомольская смена железнодорожников». Счет материалам с кретинскими названиями здесь, в этом времени, можно было считать открытым. Там, в двадцать первом веке, у меня насобиралось таких публикаций добрых три десятка, и лидерство держала заметка про обновление городского автобусного автопарка: «Новый ПАЗ радует глаз!» Дичь-то какая, а?

– Образовалась пробка из материалов, коллеги, – сказала Арина Петровна на внеочередной планерке. – Старайтесь писать короче, сами знаете – газета не резиновая. А нам еще перепечатка из «Советской Белоруссии» светит… В общем: короче, ёмче, лаконичнее. Ставить материалы некуда.

Элита редакции – желтая кость, журналюги – грустно покивали. Остальным, в общем-то, было наплевать. Если бы эта фраза прозвучала в двадцать первом веке, я просто включил бы кинцо на компе и провел бы день с чашкой кофе за монитором. Или набросал бы очередную курсовую-дипломную работу богатеньким бездельникам-заочникам, или набрал пару текстов для копирайтинговой биржи. В общем, было бы чем заняться. А тут… Всё-таки жизнь человека постиндустриального общества гораздо более насыщена событиями и информацией, чем то, в чем я существую нынче. Можно было почитать книжечку, полистать газеты, послушать радио, потрепаться со Шкловским и Стариковым, но под ложечкой тянуло, вся моя натура требовала действия!

Достучав на «Ундервуде» пару ответов на обращения граждан, решил сходить на спасательную станцию к водолазам и узнать, какими возможностями они обладают, и можно ли их использовать во благо родной Дубровицы, всей страны Советов и отдельного взятого Геры Белозора. Идея с мореным дубом не давала мне покоя, а на следующей неделе светил визит на ПДО, к Волкову – и к этой встрече я должен был подойти во всеоружии. А под марку похода на Днепр можно было еще и посетить ателье – благо аванс недавно дали, еще и премию неплохую начислили, в будущее можно было смотреть с оптимизмом. А когда пришел гонорар из милицейской «На страже», я и вовсе не удержался от хулиганского присвиста: в республиканских газетах цена за строчку была не чета нашей!

Только вышел на крыльцо – хлынул ливень. Май заканчивался и, наверное, рыдал именно поэтому. Мокнуть под дождем? Ну, нет! Пришлось возвращаться в кабинет. Редакция как будто вымерла: шеф укатил в райком с Анатольевичем, Стариков со Шкловским – на село, в поисках героев-хлеборобов. Старшее поколение пряталось по кабинетам, а девчата… Их щебетание эхом разносилось по коридору.

Мой кабинет что в той, что в этой жизни располагался, как заповедали великие мудрецы древности, подальше от начальства, поближе к кухне. То есть к источнику щебетания.

– …и не заходит даже, и цветов больше не носит, мне сама Машенька Май сказала. Нашел себе какую-то северянку с двумя детьми, из мажорных! Говорят, красотка!

– На «Сетке» их вместе видели, так Гера с ней только и танцевал, а потом, говорят, подрался с кем-то! Помните, когда он со ссадиной на скуле пришел? Вот из-за нее дрался. Мне Рита сказала – эта северянка его целовала прямо взасос, у всех на виду, фу!

– Ну так уж и «фу»? Можно подумать, ты своего Николашу не целовала! – это уж точно была Фая.

– Ну не на виду же у всех! И вообще – мы с Никитиным расстались. Он не хочет поступать в институт, а зачем мне водитель бензовоза?

– Ну ты меркантильная, Алёнка! Зато глаза голубые и мускулы… И высокий!

– У Белозора – карие глаза, тоже ничего, – сказала Арина Петровна. – И повыше Николаши.

– А что тебе Белозор? – удивилась Фая. – У тебя же Гришка!

– Гришка на Севере… – грустно сказала ответственный секретарь. – А что, правда у той женщины двое детей? Она что – разведенка? Или Гера крутит с замужней?

Я громко затопал ботинками и ругнулся – мол, проклятый дождь. А потом зашел на кухню. Картина маслом: три девицы под окном пили кофе с коньяком! Симпатичные дамы, что тут скажешь? В Беларуси вообще мало несимпатичных, будь они хоть польки, хоть латышки, хоть еврейки. Про полесских русалок и говорить нечего… Но с Тасей им не тягаться. Дело ведь не только во внешних данных, верно?

– Приятного аппетита, дамы! Какие новости? Есть ли жизнь на Марсе?

Дамы смотрели на меня как на идиота.