Шрифт:
Развернувшись, гвардеец бросил на фрейлину суровый предупреждающий взгляд и направился прочь. Лишь оставшись в коридоре одна, Мадлен поняла, что её тело подрагивает от напряжения.
Чтобы успокоиться, девушка вернулась в свои покои и, сев на постель, запустила руку под подушку, достав оттуда дневник деда. В последние недели созерцание вырванных страниц превратилось для фрейлины в своеобразный ритуал. Она до конца не понимала, чего ждёт от пустой книжицы. Но, чувствуя под пальцами старую кожу, чаще всего находила временное успокоение.
Вот и сейчас, держа в руках раскрытый дневник, Мадлен пыталась привести в порядок свои мысли. Девушка провела ладонью по форзацу, коснулась переплёта, осторожно скользнула подушечкой пальца по фрагменту первой из вырванных страниц. В этот миг мир, каким его знала фрейлина, перестал существовать. Водоворот образов подхватил сознание девушки и закружил в странном хаотичном танце. Когда сознание прояснилось, перед внутренним взором Мадлен возник письменный стол. Его потёртая поверхность была завалена исписанными пергаментами и сломанными перьями. Склонившись над толстой книжицей в кожаном переплете, за столом сидел пожилой седой мужчина. Он не называл своего имени, но Мадлен знала: она видит прошлое своего деда. За старым деревянным столом сидел Мишель Нострадамус и трясущейся то ли от старости, то ли от волнения рукой выводил чернилами строчки текста. Будто взглянув на пергамент его глазами, Мадлен прочла:
Содержание этого дневника раскрывает все тайны, что я бережно хранил всю свою жизнь. И эти тайны предназначаются лишь для одного человека – тебя, дитя моё. Все началось в 1519 году в городе Авиньон. В тот день я, скрипя зубами от злости и безысходности, стоял на широкой лестнице Авиньонского университета. Яростно сверкая глазами, я не сдерживал эмоций и, обернувшись к дверям старинного здания, громко кричал. Меня только что отчислили, забрав – возможность изучать науку и медицину. Всё это в то время, когда мир погибал от страшной заразы, чумы, уносившей жизни сотен и сотен человек. Лучшие умы человечества бились над лекарством от чёрной смерти, но не находили его. В тот день на крыльце Авиньонского университета я поклялся, что мир еще услышит имя Мишеля де Нотрдама. Я дал слово, что найду лекарство от чумы. Следующие несколько лет я провёл в странствиях. Мой пытливый ум жадно поглощал любые знания в области медицины, алхимии, астрономии, естественной истории. Я грезил отыскать средство, способное победить чуму. Время шло, но лекарство не находилось. Стараясь испытать себя и свои способности, я отправлялся в города и селения, охваченные чумой. Рискуя собственной жизнью, я брался за лечение заражённых, однако исцелить удавалось лишь избранных. Спустя годы скитаний мои руки начали опускаться, сотни смертей подорвали уверенность в собственных силах. Но однажды всё изменилось. Это случилось в 1525 году…
Комната Нострадамуса начала менять свои очертания, и Мадлен уже готовилась вырваться из плена прошлого, но вместо королевских покоев перед её взором предстала узкая извилистая тропинка. По ней, направляясь в сторону небольшой деревеньки на краю леса, шла пара молодых людей. В одном из них, юноше чуть старше её самой, девушка узнала Мишеля.
– Это она и есть? Та самая деревня, о который ты говорил, Сезар? – спросил Нострадамус, обращаясь к другу.
– Да, она и есть, – кивнул юноша, улыбкой напоминавший довольного кота.
– Как ты вообще о ней прознал? – поинтересовался Мишель.
– Один трактирщик напел. Кое-кто из местных иногда отправляется в город, чтобы закупиться тканями, специями, вином. Ну, и не брезгует заглянуть в трактир. А там, сам знаешь, язык развязывается. Вот и проговорился кто-то про местные чудеса, – пояснил Сезар.
– Не очень-то верю я в эти слухи.
Сезар насмешливо ухмыльнулся, хитро косясь на друга.
– Именно поэтому мы отправились сюда с первыми лучами солнца? – насмешливо спросил весёлый юноша. – Брось, Мишель, мне можешь не врать. После стольких лет поисков ты готов хвататься за любую соломинку.
– Однажды я дал себе слово отыскать лекарство от чумы. И теперь обязан испробовать всё, что может иметь хоть какой-нибудь эффект.
– Мне бы твою настойчивость. И тогда бы вся Франция точно узнала о поэте и барде Сезаре Бордо, – мечтательно проговорил юноша.
Мишель одобряюще хлопнул друга по плечу.
– Уверен, однажды так и будет. А теперь расскажи ещё раз, что нам известно об этом месте.
– А собственно говоря, лишь то, что с начала эпидемии в этой деревне не умерло от чумы ни одного человека. Случается, что кто-то из местных заболевает. Но вот чудо, через несколько дней больной встаёт на ноги. А от заразы не остаётся и следа.
– За всё время, что я имею дело с больными чумой, я не раз видел, как от неё вымирали целые деревни, но чтобы люди выздоравливали сами собой – это действительно чудо, – задумчиво произнёс Мишель.
– Что ты собираешься делать?
– Для начала поговорю с сельским старостой. Он должен знать, что происходит в его деревне.
Вскоре приятели достигли заветной деревеньки. Поплутав вокруг ветхих, поросших вьюном домов, путникам наконец удалось отыскать нужного им человека.
В этот час сельский староста Жан Лабьер с особым усердием подметал крыльцо своего дома. Завидев незнакомцев, мужчина отложил метлу и обратился к ним с приветствием:
– Добрый день, господа! Не каждый день в наших краях появляются новые лица. Могу ли я чем-то вам помочь?
– Добрый день, месье! – заговорил Мишель. – Буду с вами честен. В ваши края нас занесли слухи. Скажите, действительно ли жителей вашей деревни не берёт чума?
Староста заметно нахмурился, приветливое выражение лица моментально сменилось мрачной гримасой.
– От чумы нет спасения, господа. Так что вас одурачили. Слухи. Это всего лишь слухи.
Мужчина отвернулся, намереваясь снова взяться за метлу. Но его остановил голос Сезара: