Шрифт:
– Нет! Нет! Что ты наделал! – в ужасе завопил сельский староста. На его суровом лице блеснули слёзы, и Лабьер зашёлся в диком неудержимом рыдании.
– Ты погубил нас, всех нас. Он… – мужчина обернулся к статуе, – даровал жизнь и здоровье даже тем, кто был на пороге смерти. Но за всё нужно платить. Любая жизнь должна быть оплачена смертью.
Староста с огромным трудом взял себя в руки. Отпихнув от себя лекаря, он встал и, пошатываясь, побрел в деревню.
Подхватив на руки крошечное дитя, о котором забыл Лабьер, Мишель направился следом. Дойдя до дома Ноэля, лекарь постучал в дверь. Она распахнулась, на пороге стояла мать младенца, встревоженная и заплаканная. Увидев Мишеля и живое дитя, женщина дрогнула. Но, вопреки ожиданиям лекаря, тихий плач сына не обрадовал мать. Покачав головой, она подняла на Мишеля испуганные, красные от слёз глаза.
– Он не принял наш дар? – обречённо спросила женщина.
– Так вы отдали ребёнка добровольно? – негодовал лекарь. – Собственноручно обрекли дитя на смерть?! Что за чудовищные нравы в вашей деревне?!
– Вы не понимаете, – тихо прошептала супруга Ноэля. – Это плата за жизнь.
– Я уже это слышал, – рявкнул Мишель, – но в моём понимании ни одна мать не принесёт в жертву ребёнка, какой бы ни была причина.
Женщина тяжело вздохнула и забрала дитя из рук лекаря. Мишель больше ничего не спрашивал, видя, что силы почти полностью покинули супругу Ноэля. Её и без того худое тело, казалось, стало ещё меньше. Известие о том, что жертвоприношение не состоялось, будто совершенно раздавило её. Не желая больше иметь ничего общего с людьми из этого селенья, Мишель, развернувшись, побрёл в город, где в трактире его возвращения ждал Сезар.
Видение снова изменилось, и перед внутренним взором Мадлен вновь предстал Нострадамус, склонившийся над своим дневником. Он писал:
В ту деревню я больше не возвращался, хотя мы с Сезаром и провели ещё некоторое время в городке неподалеку. Мы уже собирались уезжать, когда до нас дошли печальные известия. На следующую ночь после происшествия в лесу скончался Ноэль, успев заразить чумой старших детей. Четверо его сыновей, быстро сгорев, ушли вслед за ним. В деревне вспыхнула эпидемия чумы. Убитая горем супруга Ноэля, схоронив детей, решилась бежать прочь из селения вместе с младшим сыном, спасенным Мишелем. Женщина уехала в ближайший портовый город. Но, не имея средств к существованию, она превратилась в одну из нищенок, скитавшихся по улицам в надежде на милостыню. Там, в переулке, в одну из тёмных ночей умер от голода её последний сын. Эти новости повергли меня в ужас. Не проходило и дня, чтобы я не думал о том, что сотворил. Мне стало казаться, что, позволив Лабьеру принести дитя в жертву, сохранил бы жизнь его родителям и старшим братьям. И лишь тогда я понял ту печаль, что горела в глазах несчастной матери, когда я принёс ей её спасённое дитя. Эта история убедила меня в том, что кем бы ни было то существо, требующее кровавой дани, оно действительно защищало деревню от болезни. А значит, могло помочь и мне избавить мир от чумы. И тогда я пустился на его поиски…
Видение далёкого прошлого уступило место настоящему. Заморгав, Мадлен потеряла очертания комнаты деда и вновь оказалась в своих покоях. С удивлением девушка опустила глаза на дневник Нострадамуса. «Невероятно! Дедушке удалось поместить в эту книжицу все свои воспоминания, что приведут меня к разгадке его предсказания. Оказываясь в прошлом, я будто проживаю его жизнь и знакомлюсь с человеком, о встрече с которым мечтала с самого детства». Мадлен прижала книгу к груди, чувствуя, что потрёпанный дневник с этого момента стал для неё самой большой ценностью. Но стоило приятному волнению отступить, как фрейлина вспомнила о содержании своего видения. «Опять та статуя, что приходила ко мне во сне и была в прошлом мадам Ранье. Чей лик изображён на ней? Что за кровавые ритуалы проводятся подле неё? Сейчас мне известно одно: та сила, к которой в отчаянии обращаются люди, исполняет их желания, но за свои чудеса требует кровавой дани. Вероятно, жизнь Жозефины оборвалась не просто так, её смерть как-то связана с прошлым её матери. Во Франции началась кровавая жатва. Кем бы ни было то существо из камня, оно забирает то, что некогда было ему обещано».
Глава 7. Маскарад
С тех пор, как дневник Нострадамуса впервые показал девушке прошлое её деда, прошло больше десяти дней. Но мысли об этом поистине странном, невероятном событии ни на минуту не покидали юную фрейлину. Каждый раз, когда выдавалось свободное время, девушка вновь брала в руки старую книжицу, но видения больше не посещали её.
Одним апрельским утром в покои Мадлен заглянула Розетта.
– Доброе утро, мадемуазель, – печальнее, чем обычно, произнесла служанка. – Мне велено передать вам записку.
Взяв из рук Розетты клочок свёрнутого пергамента, Мадлен прочла:
Я жду тебя в полдень в замке Тюильри. Селеста.
Поблагодарив Розетту, фрейлина принялась собираться. Служанка, помогая девушке заплести волосы, пару раз всхлипнула, утерев слезу.
– У тебя что-то случилось? – поинтересовалась Мадлен.
– Так, пустяки, мадемуазель, не думаю, что вам захочется это знать.
– Тем не менее, ты сама не своя. Видимо, причина серьёзная.
Вновь шмыгнув носом, Розетта торопливо заговорила:
– Моя сестра стала совсем плоха. Лихорадка не оставляет её. И мы с матерью волнуемся за её жизнь.
– А что говорят лекари?
– Разводят руками.
– Неужели никто не берётся помочь? – удивилась фрейлина.
– Мы обошли всех лекарей Парижа, на которых хватило средств. Но помощи так и не нашли.
Мадлен грустно вздохнула. «В другое время я могла бы осмотреть сестру Розетты и, быть может, сумела бы посоветовать лечение. Но дворянка, которой я притворяюсь, не может предложить подобной помощи», – с тоской думала девушка, чувствуя себя последней обманщицей.
– Однажды, когда болела моя сестра, её состояние облегчила настойка мордовника и отвар из сушёного корня бадьяна, – не смогла промолчать фрейлина, надеясь хоть как-нибудь помочь служанке.
– Благодарю за совет, мадемуазель, – кивнула Розетта, заканчивая подбирать волосы фрейлины.
Убедившись в том, что она выглядит подобающе королевской фрейлине, Мадлен отправилась в замок Тюильри, который не посещала ни разу со дня прибытия ко двору.
На улице уже вовсю светило яркое солнце, согревая прохожих утренними тёплыми лучами. Закрывая собой горизонт, в стороне от Лувра возвышался отстроенный по приказу Екатерины дворец. Мадлен не теряя времени спешила на встречу с Селестой.