Шрифт:
— Гектор! — Рита быстрым шагом вышла из ворот, одетая в цветастый восточный халат. — Ты в порядке?
— Я — да, — подошел к подруге, оставив индианок в машине. — А вот Варвара — не очень.
— Об этом уже весь город гудит. Не понимаю, кому вообще понадобилось нападать на седьмую сестру?
— Пока не знаю. Как отец?
— Идет на поправку, — девушка тепло улыбнулась, и тут я понял, что ей далеко до настоящей оторвы — предо мной вовсе не бестия, а строгая леди, воспитанная суровым отцом и знающая себе цену. — Спасибо еще раз. Кстати, кто это с тобой?
— Мои новые работницы. Правда, без понятия, чем им платить. Можешь пока поселить их к слугам?
— Конечно, — она поманила ильвас рукой.
— И вот еще что, — шагнул еще ближе и заговорщицки прошептал: — Я хочу покататься на дирижабле. И понаблюдать за округой. Если ты, конечно же, не занята.
— Не занята, — Рита чуть отстранилась. — Но если что, могу выделить любого другого летчика.
— Нет-нет, лучше ты. Не стоит болтать при посторонних.
— Хорошо. Пойду переоденусь и прогрею мотор.
— И вот еще что — захвати подзорную трубу. Самую мощную, какую найдешь.
Полчаса спустя я сидел в кабине и попивал лимонад под мерный рокот винтов. Рядом на треноге покачивался самый настоящий телескоп такого размера, что издали сошел бы за шестнадцатифунтовую кулеврину.
Кросс-Ландау вращала штурвал, облаченная в кожаные брюки, высокие сапоги и блузку с корсетом.
Погода выдалась отличная — ясная, солнечная, но не жаркая, с видимостью на километры вокруг.
Мы летели на юг, огибая город широкой дугой, а под нами поблескивала железная дорога. Рельсы тянулись вдоль всего побережья, а рядом раскинулись желто-зеленые поля, которым, казалось, не было ни конца, ни края.
И только вдали у самого горизонта рыжели прерии и поросшие лесами невысокие горы.
— Есть вопрос, — оттягивал этот разговор, как мог, но времени в обрез — надо начинать. — Очень важный и для меня, и для моих родственников, но при том несколько… неэтичный.
— Спрашивай, — Рита не обернулась, но я видел, как напряглись ее плечи.
— Как вступить в наследство, если глава рода жив?
Спутница надолго замолчала, и я уж подумал, что сейчас меня высадят, или скинут прямо с дирижабля. Но после раздумий она сказала:
— Только в двух случаях. Если глава рода признан недееспособным — физически или психически. Или же обвинен в государственной измене. И то и другое устанавливает суд. А что? Решил взять власть в свои руки?
— Не подумай ничего плохого, но Андрей Семенович слишком мягок и податлив. Слышала или нет, но он сосватал меня к Варваре на правах верного слуги дома Пушкиных. Меня это, разумеется, не устраивает. Да и другие его решения тоже… спорные.
— И тем не менее, с головой у твоего отца все в порядке. Да и если его внезапно покалечит, пройдут месяцы, прежде чем коллегия вынесет вердикт. К тому же, в таких случаях часто созывают жюри присяжных из представителей влиятельных родов. Так что либо женись, либо…
— Нет, — покачал головой. — Это исключено.
— В браке по расчету нет ничего зазорного. Почти все дворяне так женятся.
— Но у тебя почему-то кольца не вижу.
Рита грустно улыбнулась.
— Потому что отец сломал об меня все зубы и когти, но так ничего и не добился. А вот Альберт помолвлен с четырнадцати. С одной милой баварской принцессой.
— Меня заботит не сам брак, — вздохнул и разгладил усы. — А невеста. Не нравятся мне Пушкины. Да и условия не равные, а скорее кабальные. Вот если бы это были мы…
Волшебница резко крутанула штурвал, гондолу тряхнуло, и стакан с недопитым лимонадом опрокинулся мне на штанину.
— И думать не смей. Генрих все еще крайне тебе благодарен и даже может согласиться, но клянусь всеми богами, ветрами и самим Светом — я застрелю тебя в первую брачную ночь. А потом застрелюсь сама.
— Но ведь…
— Я все сказала, — она вцепилась в колесо так, что затрещали рукоятки.
— Извини, — пришлось резко стравливать пар. — Это лишь мысли вслух.
— Обсуждай такое про себя. А лучше вообще не лезь в мою личную жизнь.
Извинился еще раз и отвернулся к обзорному окну. И заметил среди полей белую угловатую кляксу, по расположению совпадающую с описанным индианками фортом.
Прильнув к окуляру и настроив фокус, разглядел невысокие белые стены, окружающие нечто, которое я бы назвал лабораторией безумного алхимика.
Внутри периметра блестели медью здоровенные — с силосы — вертикальные баки.
Три в ряд, оплетенные змеевиками и гофрированными шлангами, утыканные циферблатами, манометрами и бог весть чем еще.