– Я маг первой ступени, Фрида, – слабо усмехнувшись, произнес он. Не хвастаясь, не выпячивая способности, а всего лишь констатируя факт. – Могу держать потерянных душ в личном подчинении. Таких, как я, не зря прозвали морскими демонами.

Приблизившись, я привстала на носочки, положила руки ему на плечи и заглянула в родные прозрачно-голубые глаза:

– Ты самый лучший… наверное, я просто не могу быть к тебе объективной, но искренне так считаю. Прежде в моей жизни было мало смысла, а с твоим появлением изменилось все. Я так благодарна тебе, так… так люблю тебя, Эртан…

После долгого упоительного поцелуя он прижал меня к себе, обнял и погладил по волосам. Уткнувшись ему в плечо, я услышала приглушенный обволакивающий голос:

– Раньше моим смыслом была служба и долг перед королевством. Это осталось и теперь, но с твоим появлением в моей жизни тоже произошли перемены, и я понял то, чего не знал раньше. Любовь – огромная сила, способная преодолеть немыслимые преграды. Это то, что вдохновляет, придает смелости и толкает совершать настоящие поступки. Сейчас ты составляешь огромную часть смысла моей жизни, Фрида. Вместе мы все преодолеем, моя эниана…

Многострадальное сердце пропустило удар, чтобы забиться с удвоенной скоростью. В былые времена я бы не поняла, что означает сказанное им обращение, но изучение всего, что касалось ундин, не прошло для меня бесследно.

Эниана – вечная суженная, единственная любовь. Это определение существует лишь на кратфаге, им не разбрасываются…

Мягко отстранившись, Эртан провел большим пальцем по моей щеке и тепло улыбнулся. Лед в его глазах исчез, словно растаял под лучами горящего внутри него солнца, и в этот момент я осознала, что отдала бы за него и жизнь, и, если бы потребовалось, – саму душу. Такие мысли были вовсе не красивыми фигурами речи, а моими настоящими чувствами – именно это стойкое убеждение я испытывала в настоящий момент.

Он прав, любовь… настоящая бескорыстная любовь, возникающая вопреки всему – это великая сила, способная преодолеть многое.

– Пора возвращаться, – повторил Эртан. – В корпус отбываем рано утром, тебе следует хорошо выспаться.

– Опять ты про меня. А кто говорил, что теперь есть только мы? – пошутила я.

Взгляд Эртана стремительно изменился, и он лукаво поддел:

– Предлагаешь выспаться вместе? Боюсь, если попытаемся это сделать, у нас ничего не выйдет… во всяком случае, у меня.

Кажется, у меня вспыхнули даже пятки и кончики волос, к счастью, завесой скрывающие полыхающие уши и щеки.

– Ты всегда так мило краснеешь, – все-таки рассмотрел мое смущение Эртан.

Интересно, я хоть когда-нибудь в себе это переборю? Или так и буду каждый раз превращаться в вареного рака?

Наверное, досада выразительно отразилась на моем лице, потому что Эртан засмеялся.

Мы пробыли здесь еще совсем немного, после чего, наконец, собрались уходить. И вот когда подчиненная душа уже приняла форму белесого проема, я внезапно вспомнила о том месте в столице, которое давно хотела посетить.

– Что-то не так? – спросил Эртан, когда я замешкалась.

– Мы не могли бы… посетить храм всех поднебесных? – вопросом на вопрос ответила я и уточнила: – Сейчас.

Если Эртан и удивился, то виду не подал, и возражений по этому поводу у него не было. Он перенес нас на одну из столичных площадей, где я прежде никогда не бывала. Она была широкой, выложенной гладкими черными плитами, от которых отражался лунный свет. В центре высился сейчас не работающий многоярусный фонтан, неподалеку располагались красивые, украшенные ковкой скамейки. В Нортегаре снег практически сошел, и сейчас все деревья были голыми, демонстрирующими тонкие черные ветви. Но они не казались мрачными, как и это место в целом – потому что именно здесь, в другом конце площади возвышалось огромное и величественное сооружение – храм всех поднебесных. Белоснежное, оно контрастировало с окружающей его чернотой, и сейчас, в это позднее, практически ночное время воспринималось настоящим сосредоточением света. Как будто весь снег на самом деле не растаял, а подполз к нему и заключил в светлый кокон.

На площади было многолюдно. Наверное, стоило беспокоиться о том, что меня могут узнать, но со мной ведь был Эртан. Это он держал меня за руку, вселяя уверенность и чувство защищенности, не покидающее меня в его присутствии.

Кто-то, несмотря на холод, сидел на скамейках, кто-то просто прогуливался, отовсюду доносились голоса, но я не обращала ни на что внимания, неотрывно смотря на храм.

В Сумеречье действовали несколько небольших храмов, и мне вдруг вспомнилось, как я ходила в один из них в детстве. Стоя там, смотрела на обращенные ко мне каменные изваяния и представляла, как они оживают, спускаются с небес, чтобы услышать мои молитвы. Мне было холодно и одиноко. Но я верила, что если буду старательно и от всего сердца просить, то на мой зов непременно откликнутся. Помню, что просила Ритану подарить мне встречу с мамой. Чтобы та увидела банку с морскими светлячками, которую я каждый вечер ставила на окно, и непременно меня отыскала. Чтобы папа бросил пить, и мне больше не приходилось стоять не Ледянке. Время шло, и вера таяла. Я ходила в храм все реже и реже, а потом и вовсе перестала.

И вот теперь оба моих желания исполнены. Я встретилась с матерью, но это не принесло мне счастья. Папа взялся за ум, но едва не распрощался с жизнью. А если бы эти желания исполнились в то время, все могло бы сложиться совершенно иначе, и я бы не была такой, какая есть сейчас.

Все-таки поднебесные нас действительно слышат. Только они лучше знают, какие желания стоит исполнять и когда, а какие – нет. Это мы со своей крошечной колокольни не видим дальше собственного носа, а им – жителям неба, видно далеко.