Тая покачала головой, не соглашаясь:

— Я наговорила столько неправильных слов. На самом деле я так совсем не считаю. Нельзя делить людей на «сорта». И все жизни должны быть важны. Забудьте, пожалуйста всё, что услышали.

В тот момент, когда Корт упомянула Томаса, мир Таи замер и задрожал, как натянутая струна. Она и сама застыла, снова поражённая той бурей ненависти и страха, что переживала тогда, когда её семья разваливалась на части, разрываемая слепой любовью к непутёвому сыну. Именно тогда она поняла, что внутри неё есть другая, «неправильная», злорадная Тая, чьи мысли и эмоции постыдны для общества. Она испугалась самой возможности стать изгоем, и сама себя убедила в том, что эту часть нужно похоронить и забыть. Она каждую минуту твердила себе, что должна быть именно такой, как её учили в семье и общине: не выделяться, не нарушать установленный порядок, подчиняться законам и условностям — и быть тошнотворно правильной лицемеркой. Она повторяла это так часто, что в итоге сама начала верить в это.

Нат походя в первый же день расшатал её уверенность в таком выборе. Странно, но Тае совсем не хотелось обвинять его хоть в чём-то: в глубине души она всегда понимала, что это было просто удобное убежище. И вот сейчас настал тот момент, когда у неё уже не осталось сил, чтобы сдерживать это внутреннее чудовище. Оно подняло голову и оскалилось: большеротое, темноглазое, упивающееся чужими страданиями и готовое рвать на части, чтобы причинить другому человеку боль. А стоило Тае увидеть, как Натаниэль меняется на глазах, борясь со своими внутренними демонами, и её чудовище окончательно сорвалось с поводка, лишь бы успеть и суметь защитить его.

— Я боялся, что ты сломаешься, когда она вспомнила про твоего брата.

Тая вынырнула из ладоней и наткнулась на внимательный взгляд Ната. Она снова опустила глаза. Сил собирать маску обратно тоже не осталось, и она только мысленно махнула рукой — у неё ещё будет время на рефлексию и жаление себя, но не сейчас. Она решила оставить всё, как есть, уверенная в том, что уж он-то точно не будет упрекать её:

— Она ошиблась — я не расстроена его смертью. Скорее, наоборот. Это было долгожданное освобождение. — Она не стала говорить, что скакала бы от радости, когда эта извращённая пытка милосердием наконец-то закончилась. Вот только рыдающие родители и оставшиеся братья и сёстры её бы не поняли. — Я его ненавижу: из-за своей тупости он практически разорил нашу семью и всем нам сломал жизнь. Он не раскаялся в том, что произошло. Он обвинял нас. Обвинял меня. И всё равно оставался для родителей любимым сыном. — Тая скривила губы, съев так и не произнесённое «ублюдок» в конце предложения. — Меня больше напугало, что мне об этом напомнил совсем посторонний человек. Это потом я догадалась, откуда она… Стоп, — до неё запоздало дошло ещё кое-что. — А вы откуда знаете про Томаса?

— Читал твоё личное дело. Золотце, мы же в полиции. Где, как не здесь, можно узнать всё обо всех?

Нат встал, слегка потягиваясь, и потянул Таю за собой. Он придерживал её за плечи всю дорогу от допросной комнаты до контрольного центра и на каждом повороте мягко подталкивал в нужную сторону. Через пару десятков шагов Тая безвольно опустила голову, прикрыла глаза, доверившись ему, и продолжила механически передвигать ноги. Она полностью отключилась от реальности и, даже когда поняла, что он что-то ей говорит, не нашла ни сил, ни желания прислушиваться к словам. Ей всё-таки пришлось открыть глаза, когда Нат похлопал её по плечу, обозначая, что коридоры закончились.

В контрольном центре Тагор всё так же сидел перед экранами, активно делая какие-то пометки в планшетке, но посмотрел в их сторону и, к удивлению Таи, кивнул ей, будто одобряя то, что она сделала. Рядом с ним в кресле вертелся Джиббс, довольный и сияющий, словно начищенная медаль, с широкой ярко-синей полосой пластыря поперёк левой щеки. Он вытянул шею, увидев их, и махнул рукой. Тая слабо улыбнулась в ответ и чуть не споткнулась, когда Нат усилил хватку на её плечах и с силой толкнул в сторону Джиббса:

— Вот ты-то мне и нужен. Позаботься.

Тая, не ожидавшая такого предательства, безуспешно попыталась вырваться из жёстких пальцев наставника:

— Отпустите! В допросных ещё три человека. Я должна быть там.

Нат повернул её лицом к себе, слегка встряхнул и наклонился, чтобы его глаза оказались на одном уровне с её:

— Золотце, хватит. Ты и так уже сделала даже больше, чем от тебя ожидали. Прекращай ломать себя. Я не хочу, чтобы ты опять замертво упала.

— А вы?

Тая упрямо поджала губы. Даже невооружённым глазом было видно, что Нат сам еле держится. Она не хотела, чтобы он так просто списывал её со счетов.

— Всё хорошо. — Серые глаза стали стальными. — То, что осталось, — это рутина, мы с Тагором с этим разберёмся. Если интересно, то можешь по камерам следить и делать пометки. — Он снова выпрямился и, наконец, отдал затихшую Таю подошедшему патрульному. — И не стесняйся капризничать при Джиббсе — у него девять сестёр и двенадцать…

— Четырнадцать.

— …много братьев. Он и не к такому привык.

Тая не успела придумать новый аргумент, как Джиббс крутанул её вокруг своей оси, дезориентируя, и усадил в кресло. Она только похлопала глазами, когда поняла, что патрульный уже успел натянуть между подлокотниками фиксатор, который не даст ей так просто вскочить и убежать, а её руки теперь заняты стаканчиком со слегка остывшим кофе и сладким батончиком. Тая предприняла последнюю попытку высказать своё недовольство, но Джиббс отбуксировал её в дальний угол контрольного центра и сам сел рядом, закрывая собой Ната и Тагора, которые уже начали что-то тихо обсуждать. Ей ничего не оставалось, как молча вгрызться в батончик.