Шрифт:
При виде нас часовой тянется во фрунт.
– Вольно, – командует Николов.
Входим внутрь. Теперь понятно, почему особняк такой большой, – во внутреннем дворе искусно разбит садик с кривыми деревцами, альпийскими горками из камней и небольшим прудом с золотыми рыбками. В садике нас ждёт богато одетая китаянка неопределённого возраста: на ней столько белил и румян, что лицо больше похоже на театральную маску, нежели на живого человека. На вид ей может быть и двадцать лет, и все двести.
Китаянка низко кланяется, сложив руки на груди.
– Сяо Вэй, недостойная хозяйка этого «весеннего дома».
По-русски она говорит с сильным акцентом, но всё же довольно неплохо.
– Подполковник Николов, военная контрразведка.
– Готова ответить на все вопросы господ русских офицеров.
Голос хозяйки борделя дрожит, и по нему видно, что местная «мадам» сильно напугана. Интересно чем: чувствует свою вину, боится контрразведки или случилось нечто из ряда вон выходящее? Плохо, что метровый слой «штукатурки» не позволяет увидеть эмоции, приходится полагаться только на её голос.
– Для начала покажите, где всё произошло, – сухо говорит Николов.
Сяо Вэй с очередным поклоном показывает в сторону одной из дверей во внутренние помещения борделя.
– Прошу за мной.
Входим в помещение, и я чувствую, как волосы встают дыбом под фуражкой.
Глава 18
Война приучила меня к виду крови и смерти: сколько раз боевые товарищи и враги погибали у меня на глазах! Я видел оторванные конечности, обезглавленное туловище, выпадающие кишки из распоротого живота, но зрелище, представшее в одной из комнат борделя, затмевало всё, чему мне приходилось быть свидетелем. Боюсь, оно часто будет сниться мне в ночных кошмарах.
Трижды осеняю себя крестом и слышу, как Николов тоже крестится и бормочет про себя: «свят, свят, свят».
А ужаснуться есть с чего. Мёртвые тела русских офицеров лежат сплошным ковром, их так много, что я даже не берусь сосчитать. Трупы страшно обезображены: у кого-то нет глаз или ушей, кто-то впился в плоть соседа и замер в такой позе навечно, кто-то сам разодрал себе лицо, оставив глубокие борозды, есть даже те, кого буквально вывернуло наизнанку. То тут, то там рваные куски мяса с отпечатками зубов.
И всюду кровь, тонны крови… Её так много, что кажется, будто пол, потолок и стены выкрашены в тёмно-бордовый цвет. Я будто попал на скотобойню: везде мёртвая плоть, сделать шаг и то невозможно – пол скользкий как каток. Вот только в качестве скота тут были люди, и эти люди убивали друг друга и самих себя.
Полным-полно пустых бутылок, от дорогого «Мадам Клико» до какой-то китайской бурды. Трубки с опиумом, кокаиновые дорожки на столешницах, шприцы – готов поставить что угодно на спор, в них был морфий. Приторный запах спёкшейся крови и сладковатый аромат начавшегося трупного разложения, жужжание полчищ насекомых, облепивших тела, неприятная, давящая атмосфера.
Что там я, даже у Николова вовсю дёргаются глаза и сводит скулы.
– Боже мой, это же… Оболенский, Шувалов, Шереметев… Цвет нашей аристократии… – вырывается у контрразведчика.
Он подносит к носу платок. Догадываюсь, что, как у человека опытного, платок Николова чем-то надушен, – хороший способ отбить неприятный запах. У меня такого нет: не знал, что пригодится.
– Я увидел всё, что хотел, – кивает офицер.
Мы выходим из комнаты. Фарфоровое личико Сяо Вэй стало ещё бледнее. Женщину трясёт.
Николов испепеляет её взглядом.
– Что здесь произошло?
– Я не знаю, как вам объяснить… – делает большие оленьи глаза Сяо Вэй.
На кого-то при иных обстоятельствах это, может, и подействовало бы, но только не сейчас и не на нас. Перед глазами всё ещё стоит картинка с мёртвыми телами.
– И всё-таки вам придётся это сделать, иначе я буду вынужден арестовать вас, – сурово цедит сквозь зубы подполковник.
– Мне уже всё равно. После этого, – кивает она на комнату, – ко мне больше никто не придёт. Я разорена.
– Тем более вы должны отомстить тому, кто это сотворил… Итак, будем говорить здесь или у нас в контрразведке? Только я не обещаю, что тогда вы вернётесь назад…
– Здесь, – решается хозяйка борделя.
– Что ж, мы вас слушаем.
– Ко мне часто приходят господа русские офицеры. Они знают, что у меня тут уютно, а мои девочки – самые красивые. – Она смотрит на меня. – Кажется, вы, господин, тоже здесь бывали.
– Возможно, – не спорю я.
По меркам этого времени визит в публичный дом – не криминал, тем более на войне, когда ты оторван от жены и дома. А у Гордеева нет ни законной супруги, ни, похоже, невесты. Другое дело, как они не боятся «намотать себе на винт»: до открытия антибиотиков ещё далеко, а методы лечения венерических заболеваний кажутся настоящим варварством. Хотя… Если тут водятся лешие и домовые, может, есть и свои, специфические способы лечения. Сводила же мне в детстве моя бабушка бородавки всякими нашёптываниями, а тут колдунство куда могучей.