— Благодарю и вас за помощь. Позвольте узнать ваше имя?

— Ярополк, ваша светлость. Я всего лишь верный Слуга своего Господина, Аскольда Игоревича.

— Слуга Аскольда? — с ударением на первый слог переспросила княгиня.

— Я понимаю ваше замешательство, ваша светлость, но я из тех, кто считает, что господина определяет не чистота крови, а дух, — мой Мастер приложил кулак к сердцу.

— Достойная точка зрения, — ответила Надежда Григорьевна.

Да уж, Ярый в самом деле Ярый. Сказать такое в лоб представительнице очень древнего рода…

Я не знаю, сколько минут потребовалось на перелёт до Московской усадьбы Оболенских — мой мозг решил не грузить лишние фоновые программы и не засекать время. Когда вертолёт приземлился на вертолётную площадку, нас уже встречали Слуги с носилками.

Но я отказался от носилок и пошёл в палату своим ходом.

Да, в особняке Оболенских две комнаты были оснащены всем необходимым медицинским оборудованием и отданы под палаты.

Я самостоятельно разделся под изумлённым взглядом зашедшей женщины-врача, смыл в раковине большую грязь и, наконец, рухнул на высокую кровать.

И только тогда позволил себе расслабиться. Смутно помню, у меня взяли кровь для анализов, вводили какие-то лекарства, поставили капельницу… Я доверял Оболенским, насколько мог. И почти был уверен, что плохого они мне не сделают, так что не сопротивлялся.

Раньше я всегда отказывался от медицинских препаратов, не знаю до конца, как они действуют и как подействуют на меня, но сейчас мне хотелось хоть как-то снизить нагрузку на тело. В крайнем случае крохотными шажками смогу восстановить себя с помощью альтеры. Если боль и обессиленность не будут сбивать концентрацию.

Но вообще я рассчитывал на способности целительниц. Великая княгиня попросила принять первую помощь от Варвары, вместо того чтобы сразу дёргать Веронику. Варвара более опытная, а Вероника сохранит запас сил для моего последующего лечения. Я попросил Ярого связаться с Вадимом, чтобы он передал Ладиной волю Господина — сидеть дома и не высовываться.

Наконец, пришла целительница Оболенских. Открыв глаза, я вяло ей улыбнулся. Хотел поздороваться, но…

— Давай без лишних слов, герой. У меня небольшой должок к твоей девчушке за то, что тогда помогла Лине. А значит и к тебе. Так что расслабься и получай удовольствие, — произнесла она предельно серьёзно, быстрым шагом подойдя к моей кровати.

И скрупулёзно принялась восстанавливать моё брюхо.

Ощущая приятное тепло, я терял сознание. Форкх меня дери… Полевой врач Оболенских обмолвился, что моя рана самая страшная у всех переживших сражение, кого он видел.

Это ж надо было так подставиться…

Но я готов вытерпеть сколько угодно дыр в животе, если это поможет спасти близких и друзей.

* * *

Мне снился приятный сон. В нём мы с Софьей гуляли по цветущему полю, веселились, обнимались и целовались.

А потому вдруг картинка поменялась, и вот грустная Троекурова сидит возле моей кровати и гладит меня по руке.

До меня не сразу дошло, что сон смешался с реальностью. Что Софья действительно сидит в моей палате рядом со мной.

— Приветствую самую прекрасную княжну этого мира, — с трудом проговорил я, разлепив веки.

Девушка вздрогнула и изумлённо уставилась на меня.

— Рад вас видеть, Софья Антоновна, — я улыбнулся.

— Вам сложно говорить. Вот возьмите. Варвара Семёновна передавала, что пить вам можно. Но понемногу, — она протянула мне поильник.

Смочив горло водой, я почувствовал себя гораздо легче, затем прислушался к собственным ощущениям. Рана, нанесённая Мастером, до конца не излечена; полный энергетический дисбаланс во всём теле; мышцы, кости — всё ноет даже под обезболивающими.

Но Варвара здорово потрудилась. Пожалуй, всё-таки получится сегодня переместиться домой и продолжить лечение уже там.

Но сейчас важнее другое.

Оторвавшись от поильника, я снова посмотрел на Софью.

Встревожена. Глаза красноватые…

— Спасибо за воду, Софья Антоновна, — проговорил я, вернув ей поильник.

— Не нужно благодарить за такую ерунду. Как вы себя чувствуете?

— Сносно. Так что не стоит за меня переживать.

— При всём уважении, Аскольд Игоревич, я сама решу, за кого мне переживать, — проговорила она, поставив поильник на стол. — Алиса мне все рассказала. Она корит себя за то, что втянула вас во всё это.

— Дурёха она, — хмыкнул я. — Если бы она не попросила помощи, уже бы и не смогла себя корить.