Шрифт:
— Сын, — бросил он Арту, который за все время с повеления мужчины не проронил ни слова. — Успокой ее!
— Сын? — только и спросила я перед тем, как получить удар по лицу, за которым последовала блаженная темнота.
Глава 19
Все, чего хочет измученное ожиданием сердце — это утолить лишающую покоя и сна боль. Любым способом, любой ценой. Соглашаясь на уступки, или идя на обман.
А иногда — идя войной.
Но сколько бы врагов ни было повержено на поле боя, влюбленный — самый страшный враг сам себе. Ведь он слеп, безрассуден и ведом.
Ради любви из недр земли поднимаются пробудившиеся горы-исполины. Реки выходят из берегов и объединяются в глубокие озера. Луга зеленеют и принимают молодых, пугливых зверей. Солнце перестаёт обжигать и учится ласке, а луна выходит из-за облаков и дарит потерявшим надежду путникам тропинку домой.
На многое способная любовь, и все же, ей далеко до того, на что способен любовь потерявший.
Но опаснее всех тот, кто утерянную любовь намеревается отыскать.
Ведь для него расстояние — не расстояние. Да и запрет — не запрет. Каждый шаг, каждое слово, каждый вдох — это миссия, чтобы обрести утраченное. Или утраченную…
И он ищет. Взбираясь на высокие скалы, покоряя новые города, пересекая границы и идя наперекор священным хранителям Черты.
Волосы его — уголь каменный, глаза его — беспокойные океаны, руки его — реки.
И никогда, до последней капли собственной жизни, он не перестанет искать. Ту, что была создана для него.
*
В распаленной беспощадным солнцем Сорре давно умерло все живое. Здесь не было даже птиц. Ни одной. Только занесенные песком пустоши, сухая трава и безжизненное небо.
Я в очередной раз поддалась размышлениям о том, что возможно это я каким-то непостижимым образом приношу с собой природные катаклизмы? Сначала холод и лед, а теперь…
— Ау! — вскрикнула я и чуть не ударила ногой одну из нянек, что ходили за мной по пятам денно и нощно.
Краснощекая, в голубом платке и длинном белом платье, что закрывало всё, кроме рук и головы, она наконец закончила осмотр и опустила подол моего одеяния на место.
— Ваш цикл, — набрала в легкие воздуха она, — слегка опаздывает. Какие-либо причины на это есть? — толстая волосатая бровь взлетела вверх.
— Нет, — отчеканила я и не без труда поднялась с диковинного кресла, на котором меня часто и унизительно рассматривали.
— Может быть был некто?.. Кавалер? М? — отдающие желтым глаза сузились, и хищная женщина одарила меня очередным оценивающим взглядом. Ее намек на то, что я могла с кем-то переспать был отвратителен. — У вас одна задача, госпожа. Одна единственная…
— Переспать с кем попало и родить? — кажется, от моего тона, правый глаз собеседницы задергался.
— Выбрать кандидата и подарить миру новую сенсарию, — гордо произнесенные мужским голосом слова ворвались в выделенные мне покои. Я скривилась, но так, чтобы не заметил ОН.
Тётка, как я про себя называла свою преследовательницу, заохала, поправила свой платок и начала неистово кланяться вошедшему.
Эр Лихх. Человек, которого я ненавижу так сильно, что ради возможности однажды вонзить ему нож в сердце, я приветливо улыбаюсь и тоже склоняюсь. Но не так низко, как моя нянька, ведь все-таки госпожа здесь я. Фиктивно.
А он — серый кардинал с черной, словно воды миррора душой, и кровожадный манипулятор.
Иногда меня пугает то, насколько, оказывается, Арт похож на отца. Проведя с ним столько времени, я могла бы нарисовать его портрет по памяти — до того знаю черты того, кто когда-то напоминал мне бога из мифов. Взгляд, позы, интонации…
Это Эрр Лихх подослал своего сына ко мне в Третьемирье. С какой точно задачей, я пока не знала. Но ясно было одно: не просто так наш союз мне казался странным. Видимо, какая-то часть меня чувствовала колоссальный обман, что прятался за нежными словами.
От того, что Арт — предатель, мне не больно. Сын такого отца не мог вырасти благородным. А в остальном, мой бывший покровитель и когда-то единственный близкий человек, может катиться прямиком в ад.
Как хорошо, что я его не вижу! В Песчаный Замок допускают только женщин — нянек, гончих и иногда узурпатора в красном.
Ума не приложу, почему он носит только этот цвет.
Пелагея, так звали мою надзирательницу-лекаршу, расцеловала морщинистые руки Эра и удалилась, тихо закрывая за собой дверь. Она знала, что просто так он не приходит, и его визит непременно несет с собой длинный, напыщенный разговор.
— Ты так похожа на Мириам, — торжественно произнес он, а меня словно ударили под дых.
Я не могла… до сих пор не могла принять горькую истину. И то, что увиденное в камнях, всё до единого отрывка чужих жизней — было правдой.