Будто у него за спиной тоже были крылья…

— У нас мало времени, — вдруг тревожно сказала она и он был с ней полностью согласен. — Меня вынудят солгать о кандидате, — скривилась она и шепотом добавила: — нам надо бежать!

Это была ужасная ситуация, и он безмерно сопереживал своей госпоже из-за той несправедливости, в которой она оказалась. Но ее слова о том, что им надо бежать, в ту минуту были самыми желанными на свете.

— Я все придумал, — он бережно опустил ее на пол и губами прижался ко лбу. — Мы можем отправиться на север, к границам Черты, туда, где я вырос. У нас будет дом, и я клянусь, вы ни в чем не будете нуждаться.

Она смотрела ему в глаза и молчала, слушая.

— Нас не найдут, — уверил он. — Никогда!

— И Сорра останется без сенсарии? — пожевала нижнюю губу Мири. Томас знал о чем она думает.

— Авента живет без сенсарии века — и ничего, — прямо ответил он. — Мириам… — набрался смелости он, — если всей Сорре нужно погибнуть чтобы я мог сберечь тебя — я согласен.

Когда Томас произнес это — в нем говорило отчаянное желание спасти его женщину. Он понимал, что стоит им промедлить, опоздать… и случится непоправимое.

За Матерью, за культом сенсарии стоят века! Как бы сильно они ни хотели с бежать и скрыться ото всех ради тихого счастья, у них не будет ни одного покровителя. Ни одного помощника. И все потому, что он не шутил — без сенсарии Сорра погибнет. Так же, как гибнет Авента, занесенная снегами и скованная льдами.

Томас, еще будучи стражем умел слушать. Не подслушивать, а именно слушать, чтобы знать о происходящем в Сорре наверняка. Эта привычка особенно пригодилась ему, когда он стал градоначальником. А любовь к Мириам сделала его особенно внимательным к информации связанной с сенсарией и природными явлениями.

Именно так ему однажды удалось разузнать про Максимуса Рейна — правителя Авенты, который подвергается гонениям. Вести принесла гончая, что нашла способ обойти джиннов и изредка пересекала границу. По ее словам, правителя считают бездарным, ведь как это он не сумел привести земли в порядок? И почему именно при нем случился закат некогда сильной, независимой Авенты?

Томас осознавал, что умереть от холода — страшная смерть. И, что правитель совершенно ни в чем не виноват. Просто у Авенты нет сенсарии, нет матери. Той, что восстановит цикл жизни и вдохнет в усыхающие от морозов земли перерождение.

Подумать только, такие важные знания были у него, и оказались совершенно недоступными для правителя соседних земель.

«Уму непостижимо!» — думал он. И самым удивительным было то, что хранители Черты не позволяли никому пересекать границу. Ни гонцам, ни воинам, ни правителям, и даже зверей джинны останавливали. Авента и Сорра существовали в полной изоляции друг от друга. Только это не мешало им страстно желать объединения — даже если это означало войну. По обе стороны от Черты то и дело выстраивались легионы гончих и ищеек, вражеских, но таких похожих армий. Уникальных, опасных, обладающих необъяснимой магией…

И каким именно образом их останавливали джинны, никто не знал. Да и кто такие джинны, помимо хранителей Черты — тоже никто не ведал. Кого бы Томас ни спрашивал, какие бы редкие книги не находил ради поиска ответов — объяснения откуда появились джинны, не существовало. Как и объяснения тому, откуда взялись ищейки и гончие…

— Не знала, что ты мечтатель, — прошептала Мири, лежа рядом с ним на софе в его кабинете.

На дворе была поздняя ночь, и под ее покровом, они снова обсуждали план побега из Сорры. Стоило Томасу замолчать на пять минут, как его госпожа решила, что он замечтался.

— Отнюдь, — он взял ее ладонь со своей груди и поцеловал.

Она приподнялась на локте и заглянула ему в лицо.

— Ах, вижу, — Мириам коснулась точки между его бровей. — Ты нахмурился, потому что я тебя опечалила?

— Нет, — слукавил он, потому что возникшая из ниоткуда ревность была не той стороной, которую он хотел показывать своей любимой.

— Я пытаюсь подыграть тёткам! — начала оправдываться Мири, видно не так уж и хорошо он умеет скрывать переживания. — Мы гуляли в их присутствии минут пять и всё! — она огладила его лицо, виновато заглядывая в глаза.

— Прости меня, моя госпожа, — искренне произнес Томас. — Одна только мысль о другом мужчине рядом с тобой лишает меня рассудка.

— Эр Лихх — золотой кузнец с юга. Даже тетки сказали, что руки у него от работы огрубели, как и лицо. Я, ты не подумай, не прикасалась к нему! — уверила она.

— Эр Лихх? — повторил в слух Томас, чтобы запомнить это имя и, при первой же возможности навести справки.

Для золотого кузнеца с юга стать кандидатом — невыполнимая задача. Он явно не так прост… Хотя, может в градоначальнике говорила ревность?