– Пацаны, это подстава!
– выкрикнул я.

В помещении стало тихо. Настолько, что было слышно поскрипывание досок над головой - обычное дело для старой голубятни. Две пары глаз вопросительно уставились на меня, а третью было не видно. Гамахен с самого начала сидел в тени, скрестив ноги на турецкий манер.

Не так я планировал… Хотел преподнести новость как-то помягче – намеками, чтобы они сами догадались, но уж больно Малюта за возможность подзаработать ухватился. Нет, надо рубить эту затею на корню, а то еще успеет привыкнуть к двумстам рублям, лежащим в его кармане.

– Чего-то я не пойму, - нарушил Тоша затянувшуюся паузу, - то работу предлагаешь, то отговариваешь. Чижик, ты уж определись, чего хочешь.

– А чего мне определятся. Работу другие люди дают, я же предупреждаю.

– Надо же, ОН предупреждает, - Малюта грозно задвигал бровями.
– Слышь, Чижик, а если я о твоих предупреждениях бобылю расскажу. Как думаешь, что он с тобою сделает?

– Да уж точно по головке не погладит, - пробормотал я. – Только не побежишь ты к Лукичу закладывать, не по-пацански это. И Тоша не станет – точно знаю, а вот в вашем третьем я не уверен.

Сидевший в тени Гамахен ничего не сказал, лишь слегка покачнулся, обозначая свое присутствие.

– К Лукичу не пойдем, тут ты прав, - медленно, словно раздумывая над чем-то произнес Тоша, – но с чего мы должны тебе верить?

– Да! – поддержал приятеля Малюта. – Может двести рублёв себе заграбастать решил, потому и выдумываешь всякое.

– Помните ту историю с тетрадкой?

Здоровяк хмыкнул, а раздраженный Тоша решил поторопить:

– Короче, мелкий, к чему клонишь?

– Да к тому, что Лукич подобному повороту дел только обрадовался. Я ему все передал: и про стригуна, и про-то, как меня прихватили, потребовав копию сделать. А он вместо того, чтобы ситуацию разрешить – дал добро, мол отдавай записи, но прежде… прежде мы кое-какие правки внесем. Там же про многие дела мастерской написано, в том числе и про изготовление «тары», и чем они её заряжают, чтобы через транзитную зону перегнать. Чуете, чем пахнет? Лукич через эти записи хочет левую информацию на сторону слить и расписным головняк устроить. А вас в темную играют, еще и крайними выставят.

Тоша присел на корточки, принявшись начесывать макушку для усиления мыслительного процесса. Гамахен молчал в темном углу и только один Малюта сохранял прекрасное расположение духа.

– Подумаешь, - заявил он, – машина чужая, товар внутри тоже не наш. Каждому в городе известно, что перевозчики не при делах. Надо будет, пускай сами хозяев ищут и разбираются, а мы свою денюжку получим и тю-тю. Двести рублёв на дороге не валяются, верно я говорю, Тошич?

Тоша покачался на кортах вперед-назад и наконец изрек:

– Херня вопрос, проскочим.

– Да вы чего, пацаны?! – не поверил я.
– Это же расписные, они же вас с потрохами сожрут… Они же вас закопают, просто так из-за одних принципов.

– Ты на артельщиков не гони, малой. Нету у них таких принципов. Торговцев на рынке трясут - то правда, и городским петухам могут рыло начистить, но чтобы просто так на мокруху подписаться. Это перед ними конкретно провиниться нужно. Верно Малюта говорит, не станут они перевозчиков кошмарить. Если товар нужен – изымут, если тачила – угонят, а к нам какие претензии?

– Вы… вы не понимаете. Здесь скрыто гораздо большее. Не станет Лукич ради обыкновенной контрабанды сложные комбинации разыгрывать. Вот скажи, чего он с помощью этой тетрадки добиться хочет?

Тоша пожал плечами.

– Может стригунов на бабки выставить.

– Как?

– Без понятия. Я в мутные схемы лезть не собираюсь. Перевезу указанную тачку до пункта назначения, а дальше хоть трава не расти.

– Больно ты за нас распереживался, малой, - поддержал приятеля Малюта.
– Без сопливых разберемся, где тута кроется подвох… А то может и нет никакого двойного дна в предложении Лукича, может ты специально воду баламутишь? У самого поди уже планы имеются, как двести рублёв потратить, а?

Я лишь вздохнул в ответ, толку со здоровяком спорить. Силушкой природа того не обидела, а вот умом слаб оказался. Только и горазд, что гвозди кулаком заколачивать на потеху рыночной толпе. Кажись, Малюта прочитал мои обидные мысли, потому как моментально задвигал бровями.

– Чё ты здесь трёшься… чё трёшься?! Дело свое сделал - доложил, ну и вали на все четыре стороны. Или хочешь, чтобы со второго этажа пустил полетать, как в прошлый раз? Так я мигом организую.

Здоровяк растопырил руки и шагнул в мою сторону, больше пугая, чем на самом деле желая поймать. Еще и заухал для пущего эффекта, словно перед ним стояла не прожжённая шпана с улицы, а несмышленое дитяти пяти лет от роду.

Из всей компании я меньше всего рассчитывал на благоразумие Гамахена. Но именно он его и проявил, остановив разошедшегося Малюту.

– Погоди-ка, пускай договорит.

– Чего договаривать, – удивился здоровяк, - и так все ясно.

– Тебе может и ясно, а у меня куча вопросов имеется, - Гамаш наконец поднялся из тени, но дальше в комнату не пошел, облокотившись о спинку дивана. Помнит, чем наша прошлая встреча закончилась, потому и держится на расстоянии. Разбитая губа зажила, осталась лишь небольшая припухлость со следами ссадины. И якобы сломанная рука - о чудо, свободно шевелилась и двигалась, лишившись повязки. Не прошло и пары недель…