– Слушай, Фаваз, так себя не ведут.

– Не будем спорить. Я повторяю – мне больше ничего не остается. Я не буду стрелять, если послушаешься меня.

– Конечно, послушаюсь! – воскликнул Здор, звериным чутьем поняв, что только такой тон может его спасти. Он покосился в сторону – Валентина тихонько выскользнула на кухню, и теперь они с Фавазом остались вдвоем. Она, видимо, выходила, чтобы убедиться – калитка закрыта, дверь заперта.

– У меня нет денег, за которыми ты приехал. Не буду объяснять – у вас кидают, и у нас кидают. Меня кинули. Денег нет. Конечно, твои ребята мне не поверят. Отдавать свои деньги и остаться нищим я не хочу. Не знаю, повезло тебе или, наоборот, не повезло в том, что ты нашел меня… Не надо бы тебе быть таким сообразительным. Это всегда плохо.

– Что ты хочешь?

– Ты сейчас пройдешь на кухню и спустишься в погреб. Там есть много наливки, которая, как я вижу, тебе понравилась. Закусить я тебе спущу. Ты пробудешь там два или три дня. За это время мы с Валентиной уедем. Далеко уедем. Ее мама вернется через два или три дня. Она тебя выпустит. Согласен?

Здор вдруг совершенно ясно и отчетливо представил, что произойдет, если он согласится – едва он опустится в погреб на три–четыре ступеньки, Фаваз выстрелит ему в голову. Сверху. В темя. И все. Живым из погреба он никогда не поднимется. Фаваз не может поступить иначе. Он только что выпытал главное – никто в фирме не знает, что он нашел Фаваза. Это была грубая ошибка, это была смертельная ошибка. Отпустить сейчас Здора – он найдет его снова и будет не один, он будет с крутыми ребятами. Как поступают в таких случаях, Фаваз хорошо знал.

– Так, – протянул Здор, осматриваясь вокруг. И вдруг заметил, что перед тем, как войти в дом, он надел свои туфли под столом во дворе на босую ногу. Носки остались в кровати, где они баловались с Валентиной. Может быть, она убрала их, а может быть, и не убрала. Но в этом что–то есть, в этом что–то есть…

– Миша, – напомнил о себе Фаваз, – мы с тобой в одинаковом положении.

– Да? – удивился Здор.

– Я не могу поступить иначе, и ты не можешь поступить иначе. Мне нужно уехать, а ты должен дать мне такую возможность. Согласен?

– Да.

– Погреб на кухне, – Фаваз нетерпеливо пошевелил рукой с пистолетом, указывая, куда нужно идти.

– Так, – опять протянул Здор, оттягивая, все еще оттягивая тот момент, когда ему придется пройти на кухню, откинуть сделанную в полу дверцу и спуститься в собственную могилу. Едва он мысленно произнес эти слова «собственная могила», словно какое–то оцепенение отпустило его, и все происходящее он увидел в истинном свете – его убивают. – Хорошо, – сказал он, как бы решаясь наконец выполнить требование Фаваза. – Хорошо… Ты знаешь, как тебя зовут в деревне?

– Как?

– Фазан.

– Очень хорошо. Красивая птица.

– И жена твоя называет тебя фазаном.

– А я ее называю голубкой, ласточкой или просто пташкой.

– Хорошо, Фаваз… Значит, так… Видишь, у меня туфли надеты на босу ногу, – Здор поднял штанины, чтобы Фаваз мог лучше рассмотреть его тощеватые лодыжки.

– Тебе так мало платят?

– Мои носки в твоей спальне, – Здор кивнул на дверь в следующую комнату. – У тебя под подушкой! В подвале холодно, а в твоей постели жарко. Принеси носки, Фазан!

Фаваз дернулся, как от удара, и резко повернулся к Валентине. Он, видимо, знал ее неплохо, знал, что Здор не врет. И это его минутное замешательство – все, что нужно было Здору, все, на что он надеялся. Не глядя, не рассчитывая удара, он двинул рукой по вазе с пионами, которые стояли на столе. Фаваз увернулся, но в ту же секунду в него полетела пепельница, коробок спичек, бутылка, часы, стоявшие на телевизоре. Фаваз не знал, что запустит Здор в следующий момент, и вынужден был уворачиваться. Улучив момент, Здор метнул в него стул и тут же опрокинул на Фаваза стол, покрытый белой кружевной скатертью. Едва тот выбрался из–под стола, Здор схватил подвернувшуюся Валентину и с неожиданной для себя силой швырнул в Фаваза – пролетев два метра, Валентина наткнулась на мужа, но пошатнулась и, чтобы не упасть, схватила Фаваза за руку, за ту самую руку, в которой он держал пистолет.

Здор бросился к ним и, увидев прямо перед собой руку с пистолетом, изо всей силы ударил по ней каблуком.

Пистолет выпал.

Схватив его, Здор бросился к уже поднимающемуся Фавазу, захватил левой рукой волосы, запрокинул голову и воткнул пистолет во второй или в третий подбородок Фаваза, так что весь короткий ствол погрузился в жирные складки.

– Ну, сучий потрох, – прошипел Здор. – Ну, пидор позорный! Ну, мразь черномазая… Теперь мы с тобой поговорим иначе. Теперь ты, козел вонючий, будешь сидеть в погребе и нюхать мои носки. И пить наливку, пока не изблюешься весь.

Наверно, все так бы и случилось, но все испортила Валентина. Увидев, что Здор приставил пистолет к шее Фавазу, услышав его хрип, блеснувшие белки глаз, она бросилась к ним и, схватив руку с пистолетом, резко дернула вниз.

Как и говорил Фаваз, выстрел был совсем тихим. Впрочем, может быть, оттого, что пистолет был плотно прижат к шее Фаваза, и звук получился негромким, приглушенным.

Фаваз дернулся всем телом, сделался сразу неподъемно тяжелым и выскользнул из рук Здора, распластавшись на полу. Он еще был жив, что–то в нем хрипело, дергалось, но это продолжалось совсем недолго. Он затих, замер, и только носки узких блестящих туфелек еще некоторое время подрагивали в такт уходящей жизни.