Шрифт:
В ответ на короткий отрывистый кивок ее внесли на самый верх. Огромные кованые двери распахнулись беззвучно.
Зал. Такой же пустой, но не заброшенный. В нем нет пыли, нет ощущения затхлости.
Есть только одно — посередине стоит небольшой круглый камень, по поверхности которого тускло бегут сполохи.
— Силен. Сколько веков прошло…
По залу пронесся шелест. И все отчетливее он складывался в эхо слов: “Помоги! Оживи! Сохрани! Силу свою прими! Шиповника остры шипы, но как бываем слепы мы… Сквозь явь и бред, сквозь смерть и сон, вернется тот, кто предречен!”.
И снова “Прими! Спаси!”.
Шепот оглушал. Шепот входил в кровь. Шепот растекался ядом.
С неожиданной силой она вырвалась из чужих рук.
Невидимый ветер взъерошил волосы.
И Дари закружилась, полностью отдаваясь этому неистовому, пугающему танцу.
Засмеялась, зная, что ей вторит смехом сама земля. Эти стены. Эти горы. Эти воды.
Шагнув к камню, она уже знала, что делать.
Когда-то непонятные и страшные, слова Мирая Черной Смерти разом обрели ясность и простоту.
“Я в ловушке, но выход есть. Не нужно жертв — они лишь укрепят стены моей тюрьмы. Дай мне то, что никто иной дать не способен”.
— Я отдаю тебе мою дочернюю любовь, Мирай Черная Смерть. Мою безусловную преданность. Мою магию, что ты передавал своему роду сквозь века. Будь свободен!
“Нужно всего лишь пожелать”...
Ладони коснулись алтаря. Искаженные символы. Ловушка для создателя.
Их легко стереть… кровью. Силой, что течет в жилах потомка. Поэтому род и истребили. Не хотели и шанса оставить.
Она бы обманула, если бы сказала, что это было приятно.
Она бы солгала, если бы сказала, что не хотела изменить решение.
Она бы преувеличила действительность, если бы уверяла, что это тяжело.
И никак не ожидала, что за спиной вдруг встанет кто-то еще. И станет легче.
Этот кто-то положил свои ладони поверх ее собственных, и невозмутимо щурил фиалковые глаза, в которых плясало черное пламя.
— Я обещал, что больше тебе не причинят вреда.
И мир взорвался. Изменился. Сошел с орбиты.
Полыхнувшее пламя отбросило их прочь, но темный легко приземлился на ноги, продолжая прижимать ее к себе.
— Что ж… у нас нет времени задерживаться, Дари. Когда древний придет в себя — он сам пожелает пообщаться. У Долины Грез есть хозяин, и сюда не пройдет никто лишний. О наследстве вы поговорите чуть позже. Ты согласна?
Он спрашивал. Впервые – не решал все сам. Он признал ее если не равной, то достойной. И это стоило любого, пусть самого тернистого пути.
— Да, — ответила, повышая голос, что он расслышал в окружающем их гуле, — ты прав, возвращаемся!
В душе царило странное искушающее чувство свободы. Хотелось смеяться в голос и танцевать босиком по камням.
Полная магии, она не представляла теперь, как вообще ходила, дышала, даже могла чему-то радоваться раньше.
Жить. Любить.
Маги почти никогда не выживают при выгорании. Особенно, темные. Раньше она не понимала, когда слышала "Бедняга. Как они с ним жестоко, лучше б казнили", когда в газетах изредка печатали судебные процессы с магами. Теперь поняла. Осознала в полной мере.
Но сейчас все плохое казалось слишком далеким. Настолько, что, когда волшебный зверь домчал их до края долины, над которой медленно смыкался уже другой купол, защитный, она наклонилась к сидевшему позади мужчине, неловко мазнув губами по щеке — просто не попала в губы. К счастью.
Тьма тянулась к Даркарену. И она сама тоже – не будем врать.
В тот момент, когда они шагнули в закрутившуюся воронку тьмы, Дари думала, что этот день ей ничто не испортит, пусть она и еле стояла от усталости на ногах.
Как же она ошибалась. Как они оба ошиблись, когда хоть немного, но расслабились.
Этого словно ждали.
Но пока…
Они вернулись прямо в ее комнаты в Академии. Было решено, что дети пока останутся под присмотром охраны, леди Вилены и защитой лорда Шаэрона.
Мир словно перевернулся с ног на голову, и прошлая жизнь казалась блеклой тенью. Даже собственное поведение внушало едва ли отвращение. Куда делась та девочка, что бежала прочь их охваченной эпидемией области, спасая себя и детей? Ведь только на магов та проклятая лихоманка не действовала.