Пайн бросила на него жесткий взгляд.

— Но я ничего не взяла с собой, ведь не собиралась оставаться в Атланте.

— У меня есть вещи, которыми вы сможете воспользоваться.

Пайн отвернулась, она явно чувствовала себя неловко.

— И вы сможете задать новые вопросы, если захотите. А я постараюсь на них ответить.

Пайн повернулась к нему.

— Тогда поехали.

«Маленькая квартирка» в Бакхеде оказалась двухэтажным пентхаусом в почти новом небоскребе — с собственным лифтом, выходившим в прихожую.

— Ладно, снова «ух ты», — сказала Пайн, когда Лайнберри провел ее в гостиную, откуда открывался великолепный вид на столицу Джорджии. Пайн подошла к стене, полностью состоявшей из окон, и выглянула наружу.

— Разве у вас нет занавесок или чего-то в этом роде? Здесь все кажется слишком открытым.

— Это специально обработанное стекло. Я могу смотреть наружу, но никто не видит того, что происходит внутри.

— О, тогда все понятно. Но я сомневаюсь, что это дешевле штор.

— Вы правы, — с улыбкой сказал он, снял и повесил на спинку стула пиджак. — Что бы вы хотели выпить? У меня полный бар.

— На самом деле я бы предпочла «Амароне», если, конечно, оно у вас есть, — ответила Пайн.

— Да, есть. Я еще в ресторане понял, что оно вам понравилось. Идемте, покажу вам винный подвал.

Лайнберри провел ее по длинному, отделанному деревом коридору, свернул направо, и они остановились перед каменной стеной с двумя огромными деревянными дверями со стеклянным верхом.

Он нажал на выключатель, за дверями зажегся свет, Лайнберри открыл одну из них и жестом предложил Пайн войти. Затем он последовал за ней и прикрыл за собой дверь.

Пайн слегка поежилась.

— В помещении около пятидесяти восьми градусов [348] и постоянный уровень влажности, — объяснил Лайнберри. — Здесь есть бутылки редкого вина, и оно испортится, если не поддерживать правильный климат.

Пайн заметила, что кирпичи на потолке и полу выглядят новыми, в то время как деревянные балки потемнели от времени. Все столярные работы были сделаны настоящим мастером, каждая деталь, изгиб и шов выглядели идеальными.

— Здесь все великолепно, у меня такое впечатление, что мы попали в Средневековье.

— Примерно так я описывал задачу компании, которая провела здесь работы.

Он открыл стойку с вином и окинул взглядом бутылки.

— Думаю, эта подойдет. — Он достал бутылку и подержал ее перед собой. — Это не тот виноградник, чье вино мы пили в ресторане, но, полагаю, оно понравится вам больше!

— Я вам верю.

— В самом деле?

— А разве существует причина, по которой мне не следует этого делать? — осведомилась Пайн.

— Нет, но с того самого момента, как мы встретились в Андерсонвилле, я уловил в вас некое неоднозначное отношение, — заметил Лайнберри.

— Не принимайте его на свой счет, — сказала Пайн. — Я со всеми так себя веду.

Они пили вино, устроившись на затянутых тканью плетеных креслах из ивы, которые стояли около стеклянного столика на одной из открытых террас, окружавших квартиру с трех сторон. Теплый ветерок шевелил длинные распущенные волосы Пайн. Множество крупных растений в кадках, расставленных на террасе, отмечали маленькую площадку для гольфа, предназначенную для отработки удара патт. В небе было полно самолетов, направлявшихся в Международный аэропорт Хартсфилд-Джексон, и их разноцветные огоньки мигали вдалеке, точно цепочка воздушных рождественских огней.

— Да, отсюда открывается впечатляющий вид, Джек. Вы выбрали превосходное место. — Пайн подняла бокал. — За действительно богатых и успешных, а также за симпатичного мужчину. — Она улыбнулась. — Но вы же знаете, что деньги далеко не всегда делают человека счастливым.

— Да, конечно. Все, о чем вы говорите, не имеет никакого смысла, если вам не с кем это разделить.

— Значит, вы так и не нашли своего человека?

Лайнберри снова наполнил бокалы.

— Нашел.

Пайн медленно опустила свой бокал.

— О ком вы говорите?

— Я думаю, вы знаете, Ли.

Она откинулась на спинку кресла.

— Как долго вы влюблены в мою мать?

— Просто возьмите сегодняшнюю дату и отнимите время, которое прошло с того момента, как я с ней познакомился.

— Но она была замужем, с двумя детьми.

— Вы думаете, что я впервые увидел ее в Андерсонвилле?

— Вы сами мне так сказали.

— Нет, — качая головой, возразил Лайнберри, — я никогда вам этого не говорил.

— Ну и когда вы познакомились с моими родителями?