— И ничего нельзя сделать? — проговаривает девушка, вытягивая перед собой ладонь.

Шевелю пальцами, направляя несколько светящихся пушистиков ближе. Они танцуют, осторожно опускаются и, когда едва касаются кожи, Дарайна тихо смеется.

— Наши садоводы бессильны, — слежу за каждым движениям, любуясь отблесками бронзы на ее светлом лице. — Маги тоже.

— Кто изучал особенности этих растений? Есть книги?

Дарайна поворачивает ладонь и разрешает цветам переместиться наверх.

— Конечно, но не думаю, что тебе будет интересно.

— Мне интересно, не решай за меня, — ее голос в миг меняется с тихого и мягкого на жесткий и сухой.

Печаль перекашивает милое лицо, а я не знаю, как остановить наплыв горечи. Зачем сказал глупость? Ведь Месс советовал дать невесте полную свободу.

Не успеваю девушку удержать. Дара взмахивает рукой, скидывая цветы, отступает в черную траву и вскрикивает. Ядовитые камни сокороши не смертельны, но мышцы будут болеть несколько дней. Только если их слишком много, как сотни тысяч комаров, например, тогда могут затянуть в Темное Измерение. В былые времена даже казни такие были, сейчас мир стал более гуманным и сдержанным, хотя… казни все равно никуда не делись.

Бросаюсь на помощь, а девушка блокируется и отталкивает меня волной горячего воздуха.

— Не прикасайся…

— Извини, — поднимаю ладони и не двигаюсь, но готов прыгнуть, если что-то пойдет не так. Дара пылает: грудь и руки в разломах и ярких росчерках, глаза светятся огнем, и я — дурак, не заметил, как ее вторая магическая сущность подобралась слишком близко. Шепчу быстро и не свожу с нее глаз: — Я не так выразился. В библиотеке есть все, что захочешь. Книги, фолианты, старые свитки, даже архивы Древних. Бери, читай, сколько нужно, только не злись. Да и больше скажу, если тебе нравится — ты можешь взять любую теплицу и выращивать там цветы, растения. Дара, делай, что хочешь, я не стану мешать.

— Зачем тогда так сказал? — ее голос звучит глубоко, будто просыпается не в горле, а где-то ниже, в груди.

— Наши женщины, — прячу руки за спиной, чтобы не казаться ей угрозой, — не интересуются земледелием. Они занимаются семьей, домашним уютом.

— Ваши женщины?

— Да, люди. У эльфов, драконов и орков — свои традиции и устои в обществе. Знаю, что руна языка всего не раскроет, но ты со временем все узнаешь сама.

Девушка хочет отступить в сторону, но больная нога подгибается, и я успеваю любимую поймать под мышки.

— Камушки на полях маруний небезопасные. Они кусаются, — говорю тихо и осторожно касаюсь тонкой талии.

Дара поджимает губы и все-таки принимает помощь, хватается на плечо и смотрит вверх, где все еще кружатся пламенные цветы. Огонь в ее глазах медленно угасает, но халат от всплеска драконьей искры подплавился по горловине. Как ее учить трансформироваться и летать, если я не дракон? Но подпускать к ней других мужчин не хочу. Ни за что. Что делать? Да и Дарайна неосторожно может себя раскрыть. Я знаю, что теперь под ударом все, кто приближен к королю. Любой, кто знает нашу тайну. Потому что если жрецы знают, всех казнят или в лучшем случае сошлют в Мертвые земли.

— И надолго это? — спрашивает девушка, подгибая ужаленную ногу.

— На пару дней, — всматриваюсь в темную синь радужек, черные зрачок расширился в занял собой весь небесный цвет. Задерживаю дыхание, чтобы удержаться от порыва. Безумно манят ее губы, и низ живота скручивает тягучей приятной болью. — Я ведь предупреждал, непослушная.

— Почему ты так на него похож? — вдруг говорит Дарайна и тяжело вздыхает.

— Я не могу содрать лицо и стать другим. Это невозможно. И мороки напускать не умею. Да и стигма не примет, если ты полюбишь не меня, а образ.

— Эмилиан, — она говорит натужно, с болью. — Я не знаю, возможно ли это. Открываю глаза и вижу его. Вспоминаю его. Чувствую его… удары и…

Накрываю пальцем ее губы.

— Стой. Не нужно, прошу. Мне ведь тоже не сладко это осознавать. Я бы убил его еще раз, если бы это бы мог, потому что…

— Но вы же братья! — она распахивает синие глаза, что впитали цвет ночи. — Кровь от крови, плоть от плоти. Вы же…

— Разные, Дарайна. Мы разные. Тебе нужно всего лишь попытаться посмотреть на меня иначе.

— А не то, что?

Я думаю, нужно ли ей говорить то, что знаю я. Нужно ли пугать? Через силу все равно не полюбишь, а время еще есть.

— Ничего не будет. Мы просто будем воспитывать сына. Я не стану тебя принуждать, это не в моих правилах, но…

Несу ее по дорожке и от тонкого запаха волос и тела меня ведет и качает. Держусь из последних сил.

— Что? — шепчет Дарайна, когда я опускаю ее в холле на пол, но все еще придерживаю за талию, чтобы не упала. — Что «но»?

— Если мы не закрепим связь за трое суток, тот, кто привязан больше, умрет.